Рим времён ранней империи в правление Траяна, гордая Дакия и встающие на ноги и набирающие силу далёкие предки славян в лице племенного союза карпов, и их ожесточённое противоборство в начале II века новой эры, обо всём этом и рассказывается в Третьей части моего романа «Дакия в огне». 
Эта часть называется «Под небом Перуна». Причём это название у Третьей части появилось не случайно.
Событий в романе много, и они нарастают стремительно. Однако происходят они не только в Дакии, но и вокруг неё.
Вкратце изложу их предысторию…
Император Марк Ульпий Траян, приняв власть из слабых рук престарелого Нервы, перебрался с Германо-Ретийского лимеса в Рим, и сразу же после этого вознамерился стереть с лица Земли царство свободолюбивых даков, которое как бы нависало над Балканскими провинциями империи и угрожало им постоянно. Но легионам Рима этого добиться не так-то легко. Ведь им противостоят Децебал и его отважные воины! 
И не только они. 
К Децебалу и его дакам на помощь приходят и их северные соседи, карпы, которых возглавляет князь Драговит.  И потому Риму приходиться напрягать все свои силы и уже не в первый, и даже не во второй, а в третий раз подступаться к «Дакийской твердыне», и брать её приступом.
Следует сказать, что у древних славян к тому времени наступил знаковый период в их истории, я бы даже назвал его переломным. Это когда у них, во всяком случае у той части этих племён, которые обитали у порога Дакии, начали зарождаться первые городские центры, а вместе с ними проявлялись и зачатки государственных образований, и начало формироваться классовое общество. Из вождей, старейшин и их приближённых уже выделилась верхушка общества, и появились князья.
А потому, тот же племенной союз карпов, располагавшийся в верховьях Днестра, к I – II в.в. новой эры уже вполне можно было бы считать ранним государственным образованием, хотя и находившимся ещё в стадии своего формирования. 
Вот об этом одном из самых первых протогосударств, возникших у праславян, в основном и пойдёт речь в Третьей части исторического романа «Дакия в огне».
И так…
105-106 г.г. новой эры.
Область к северо-востоку от Карпских гор (нынешние Карпаты).
Верховья Данастрия (нынешний Днестр).
Укреплённое поселение Тамасидава.

Читатель, сообщу заранее, что я буду вынужден в своём повествовании по времени вернуться несколько назад, и ты вскоре поймёшь почему…
Заканчивался месяц червень (по нынешнему календарю - это июнь). Тамасидава вновь была взбудоражена. На этот раз из-за прибытия в город гостей от роксоланов, и прежде всего из-за дочери их верховного вождя.
Савлея была упёртой во всём. В том числе и в проявлении своих чувств. И если уж она что-то решила, то переубедить её уже не было никакой возможности. Фарзон это знал прекрасно, и хотя поначалу он и пытался увиливать и не желал давать своего согласия на заключение этого брака, но, в конечном итоге, это ни к чему не могло привести. Верховный вождь роксоланов это понимал. «Ну вся в неукротимую свою мать, Дандамию,» - вздохнул верховный вождь, и уже в слух добавил:
- Пусть всё будет, как будет! Клянусь священным огнём, я что мог сделал! Но боги захотели иного… И им противостоять у меня нет ни сил, ни желания.
Так в очередной раз Савлея добилась своей цели. 
Надо сказать, что у праславян не запрещалось вступать в любовную связь ещё до заключения брака, нравы у наших предков в этой области были намного свободнее, чем в Средние века, когда они отринули язычество и перешли в христианство, тем более эти нравы были раскрепощенными у роксоланов, у которых до сих пор женщины сохраняли многие права и привилегии, и их нельзя было в чём-либо ограничивать, и потому ещё до того, как Воислав и Савлея сыграли свадьбу, они уже зажили вместе.
Драговит для Воислава и Савлеи выделил целое крыло в своих палатах, и велел до свадьбы их не тревожить. И это было благоразумно. Потому что молодые в первые дни не покидали своего ложа сутками, и никак не могли насытиться друг другом. Им даже еду и напитки приносили к закрытым дверям и там их оставляли.
А между тем подготовка к свадьбе шла своим чередом. 
Поначалу Драговит хотел её перенести на время по завершению похода в Дакию, но Вирута убедила его, что этого ни в коем случае не стоит делать.
- Пойми же, дорогой, - обратилась к князю она, - нам очень важно заручиться поддержкой Фарзона и его роксоланов, а для этого надо как можно скорее породниться с ним! Так что свадьбу ни в коем случае не переноси на потом.
И Драговит согласился с доводами супруги. Она как всегда была мудра.
***
Про Воислава нельзя было сказать, что он являлся каким-то тихоней и упорно избегал девушек. Совсем нет! Они у него появились лет с семнадцати. По очереди он встречался с несколькими, пусть это и делали они не сильно то и таясь, и по обоюдному желанию, но никому Воислав не обещал, что непременно женится. Однако одна из них очень уж хотела выйти за Воислава. Это была племянница Ратибора. 
Родослава была дочерью сестры уличского воеводы. Она была под стать Савлеи, но чуть помладше её. Ей было неполных восемнадцать лет. И она страстно влюбилась в старшего сына князя, и поэтому известие о его свадьбе с роксоланкой её не могло не огорчить. Но она ещё надеялась стать со временем если и не первой, то хотя бы его второй супругой (у древних славян не запрещалось иметь несколько жён, при условии, что в таком случае мужчина должен был быть не бедным и мог их содержать). 
Родослава попыталась воспользоваться тем, что как раз наступил праздник летнего солнцестояния и который назывался Ярилиным днём или Купалой, а это был главный летний праздник у праславян, который особенно любила молодёжь. В этот праздник босоногие и простоволосые юноши и девушки отрывались во всю, и никто их не мог удержать. Они плели венки, совместно водили весёлые хороводы, пели, прыгали через разведённые костры, чтобы очистить себя, и совершали омовения в различных водных источниках. Праздник длился на протяжении нескольких дней, и племянница воеводы надеялась, что Воислав не удержится и примет участие в нём, и уж тогда она его выследит и поговорит с ним наедине. И вот на пятый день по прибытию Савлеи в Тамасидаву Родослава застала старшего сына князя на берегу Данастрия, когда он оставил свою роксоланку и со сверстниками во всю веселился и прыгал через самый большой костёр. 
Родослава подбежала к старшему сыну князя, одела на него заранее сплетённый ею венок и, ухватив Воислава за руку, увлекла его вниз, к реке.
Там не сговариваясь и беззаботно смеясь, они полностью разделись и бросились в воду. Когда же они вышли из воды, Родослава вновь схватила княжича за руку и увлекла его в разросшиеся кусты, и уж там… Она всё точно рассчитала. Там, в разросшихся кустах, между ними случилось то, чего девушка и добивалась. Воислав не долго сопротивлялся. И уже через некоторое время, как и прежде, с ней занялся любовью. 
Родослава пол ночи не давала покоя княжичу. Она как никогда была страстна и раз за разом разжигала страсть и в Воиславе. Надо заметить, что наши предки в любви были очень раскрепощёнными, и их желания и фантазии ничто не сдерживало. Для них не существовало никаких запретов. В отличии от более поздних времён. Но когда они оба подустали и разъединились, девушка, помолчав некоторое время, обратилась к возлюбленному:
- А скажи: кто лучше? Я или… она?
- Ну а зачем тебе это знать? – ушёл от ответа Воислав. – Вы обе хороши… Я не хочу вас сравнивать.
- А-а-ах та-ак?! Ну тогда и меня возьми в жёны! – разгорячённо произнесла Родослава, и вновь она прильнула всем телом к возлюбленному. 
Но на этот раз он не захотел близости и резко отстранился от Родославы.
- Ну почему?! Почему?! – чуть ли не закричала племянница воеводы. – Что тебе мешает завести вторую жену? Ты же не простой вой, ты – княжич! Или она тебе не разрешает? Эта своенравная роксоланка?!
Воислав молча оделся и удалился, а Родослава вслед ему горько разрыдалась.
***
Я уже рассказывал, что избушка старой ведьмы и ведуньи Семаргалы располагалась на краю почти что непроходимых и весьма обширных болот, и потому её редко кто осмеливался посещать. Даже дикие звери, казалось, её обходили стороной.
Старуха Семаргала c раннего утра была очень занята, она варила различные снадобья и отвары, и, изрядно утомившись, сейчас отдыхала на печке, когда услышала бешенный лай своих бойцовских мастифов.
- Кого это не лёгкая там принесла? – проворчала старая ведунья, и кряхтя и охая стала слазить с печи. Но вот она, наконец-то, сползла, обулась в онучи, которые носила даже в летнюю пору, и прошла к дверям. Поднявшись на верх, она увидела в отдалении всадников. Старуха прикрыла ладонью глаза, что бы её не ослепляло полуденное яркое солнце, и сильно прищурилась:
- Кто вы?! Что вам надо?! – прокричала старая.
- Да это же я!.. – в ответ ей закричал старейшина рода Дулёб Хвалимир.
- А-а-а! Это ты, красавчик… - старуха успокоила своих громадных и очень свирепых четвероногих охранников, которые могли разорвать любого, и даже вооружённого и крепкого мужчину.
Опасливо косясь на мастифов, Хвалимир прошёл вслед за старухой в её убогую и вросшую в землю избу.
- Ну что у тебя за дело ко мне? – спросила Семаргала старейшину.
Хвалимир насупился и ответил:
- Помощь нужна…
- Ну, что ж, выкладывай…
- Так и ничего не получилось с сарматами.
- Да я уж об этом наслышана, - кивнула головой старая ведьма.
- Ну и что теперь мне делать? – беспомощно развёл руками старейшина рода Дулёб.
- Дай подумать… Мне надо всё хорошенько, хо-орошенечко обдумать… - откликнулась Семаргала. 
Она велела своей помощнице пока что принести прошлогодней медовухи. Хвалимир её выпил почти что залпом и вытер пятернёй рыжеватую с проседью бороду и усы.
Наконец, Семаргала нарушила напряжённое молчание и заговорщически произнесла:
- Я думаю, у тебя ещё не всё потеряно, Хвалимир, и ты можешь добиться того, что задумал, но для этого… Для этого ты должен на кое-что решиться…
- Говори, что я должен сделать?! – нетерпеливо переспросил Хвалимир.
- Тебе следует на свадьбе отравить… сарматку.
- Дочь Фарзона?!
- Ну, да!
Хвалимир нервно почесал висок:
- А по-другому никак нельзя?
- Нет, нельзя!
- И что мне это даст?
Старая ведьма стала старейшине рода Дулёб обстоятельно объяснять:
- Фарзон очень дорожит своей единственной дочерью, и если она на свадьбе будет отравлена, он не станет разбирать, кто прав, а кто виноват, и сразу же начнёт мстить князю Драговиту… Ты понял, наконец-то, что я предлагаю?
Хвалимир не долго раздумывал над предложением старой ведьмы и согласился уже вскоре.
- Готовь яд!  - произнёс он.
- А у тебя есть человек, который сможет этот яд подсыпать роксоланке прямо на её свадьбе?
- переспросила Семаргала.
Хвалимир вновь почесал висок, уже нервно, затем бороду, и произнёс:
- Я-я-а… я найду.
- Он надёжный?
- Надёжный!
О цене Хвалимир с Семаргалой быстро столковались.
***
Вот и настал день долгожданной свадьбы Воислава и роксоланки Савлеи. День для неё был подходящий, потому что именно в это время карпы больше всего их и играли. И вновь вся Тамасидава не осталась в стороне и гуляла. 
Драговит и Вирута были не меньше рады этому торжеству, чем виновники его. Князь угощал буквально всех горожан. Да и благо ещё с прошлого торжественного пира столы так и не разобрали. Но помимо этих длинных столов на главной площади перед княжеским теремом были поставлены и с два десятка качелей, вокруг которых вилась молодежь и слышался ни на мгновение несмолкаемый её смех. Молодёжь веселилась не только днём, но и всю ночь. И никто её не одёргивал.
Отца Савлеи на этом торжестве представлял Тагасий. Он не сразу согласился ехать в Тамасидаву, однако Фарзон настоял, чтобы именно старший сын заменял его. И теперь Тагасий повсюду сопровождал сестру. Но по его неулыбчивому и даже сумрачному виду было видно, что эта церемония не слишком то старшего сына Фарзона и радовала. И что он не очень-то и доволен был приобретению среди карпов новых родственников в лице князя и его семьи. Тагасий считал, что зря его отец пошёл на разрыв с римлянами и из-за Савлеи вновь вступил в союзнические отношения с карпами. Наследник Фарзона искренне полагал, что предпочтительнее дружить с Траяном.
Все предварительные обряды были до мелочей соблюдены, в том числе и на капище Перуна, где жрец Богумил и его помощники провели жертвоприношения, и вечером, на самый последний день Купалы, в княжеских палатах зажглись десятки факелов и начался свадебный пир. Во главе стола усадили молодожёнов. Они, облачённые в праздничные белые одежды и с венками на головах, принимали поздравления. А по левую и правую руку от брачующихся восседали их родственники, включая князя Драговита и его супругу Вируту.
Задействованы были сразу несколько оркестров. Музыка не смолкала. Звучала она очень громко, иногда даже заглушая застольные разговоры. Но помимо гусляров, флейтистов, тамбуристов и прочих музыкантов, развлекали собравшихся гостей и скоморохи. 
Скоморохи себя вели иногда совсем уж развязно, задирая многих гостей, и даже князя и молодожёнов. Их шуточки порой казались скабрезными. Но на них мало кто обращал внимание. 
Столы ломились от различных яств. Тут было кажется всё, что только пожелаешь! Медовуха, пиво и греческие вина лились рекой. 
Начались преподноситься подарки. Эту особенно торжественную церемонию по традиции возглавили родители брачующихся. 
Князь одарил молодожёнов пригородной резиденцией, только что отстроенным укреплённым поместьем, располагавшемся в паре вёрст от столицы карпов, а верховный вождь роксоланов дал целый табун превосходных скакунов и пятьдесят тысяч римских золотых ауреусов. Остальные подарки были поскромнее и попроще.
Когда преподносились подарки, даритель вставал и принимал чашу с медовухой, которую он должен был выпить до дна. Настал черёд преподнести подарок воеводе Ратибору и его родственникам. Ратибор вышел из-за стола, а за ним последовали его супруга, его дети, и семья его сестры, здесь же находилась и необычно бледная Родослава, совсем недавно отвергнутая Воиславом.
Воевода поздравил молодожёнов, пожелал им многих лет совместной счастливой жизни и кучу отпрысков, и объявил, что их семья дарит Воиславу и Савлеи пару парфянских ковров и римские доспехи старшему сыну князя. От сестры Ратибора преподносились римская посуда: бронзовые чаши и кубки, а также сосуды, очень красиво расписанные греческими мастерами.
В самый разгар свадебного пира, уже далеко за полночь, Родослава решилась и, встав со своего места, подошла к невесте.
- Дорогая невестушка, - произнесла Родослава, - ты сегодня неподражаема! Ты так…ты та-акая замечательная и… и красивая! Прямо настоящая богиня! Я очень рада за тебя! И я хочу стать твоей подружкой…Ты согласишься?
Савлея благосклонно заулыбалась в ответ. 
Родослава протянула Савлеи чашу с вином и добавила:
- Давай выпьем! Выпьем за тебя, дорогая невестушка! Наша ты несравненная пава! Пусть Лада укроет тебя своим крылом!
- И за нашу дружбу! - ответила Родославе дочь Фарзона.
Родослава совсем стала бледной и просто впилась взглядом в роксоланку, когда та пила из преподнесённой чаши вино. Но вот чаша была Савлеей не сразу, но всё-таки осушена.
Родослава и Савлея обнялись и троекратно расцеловались.
- Теперь мы с тобой стали самыми близкими подружками! – произнесла вся светившаяся от счастья дочь роксоланского верховного вождя.
Человек, который преподнёс Родославе яд от Хвалимира, пообещал племяннице воеводы, что он не сразу подействует. И Родославу вряд ли заподозрят в совершаемом преступлении. Яд должен был подействовать только через несколько часов, под самое утро. 
И Родослава уже ни о чём не могла думать, и только со стороны внимательно наблюдала за роксоланкой, желая увидеть какие-то изменения в её поведении. Но шло время, час за часом, а Савлея не менялась, и только постепенно чуть пьянела и становилась всё более весёлой.
И вот под самое утро молодожёны покинули гостей и уединились в своих покоях. Им пожелали до утра не спать.
Ну а к вечеру следующего дня, по-прежнему радостные и счастливые, они появились перед всеми гостями, чтобы вновь присутствовать на своей свадьбе. При виде обоих молодожёнов, Родослава едва не лишилась чувств. 
Почему всё так случилось? И почему же роксоланка выжила и не испустила дух? 
Да потому, что племянница воеводы просто не знала, что немая помощница старой ведьмы Семаргалы подменила порошок с ядом, и этим самым спасла дочь Фарзона от верной гибели.

Квиет мало спал и постоянно находился в напряжении. Он до сих пор не знал, что творилось на юге и в центральной части Дакийского царства, велись ли там уже ожесточённые бои или пока всё развивалось ни шатко, ни валко, но приказ от Божественного Траяна получен и его следовало выполнять, причём любой ценой. Траян всё продумал и рассчитал. Он был настоящим стратегом! Умным, талантливым и необыкновенно прозорливым! В общем, он был военным гением! В это уверовали все. 
И потому отдельная номерная когорта VIII Ульпиева под командованием трибуна Лузия Квиета, в составе шести ал или примерно в тысячу всадников, продолжала исполнять, казалось бы, на первый взгляд совершенно безумный его приказ и упорно продвигалась по труднодоступному высокогорью в северной части Дакии, но она уже двигалась не ночами, а днём.
И ещё…
Когорта Лузия Квиета далеко оторвалась от римских баз. И она теперь находилась в глубоком вражеском тылу.
*** 
Когорта прошла не малое расстояние и приближалась к местности, которая получила название Дакией Поролиссенсией. Это была обширная область так называемых северных или свободных даков, которые имели полунезависимый статус. Здесь обитало смешанное население, и здесь даки давно уже смешивались с приходившими к ним из-за Карпских гор бастарнами, пиквинами, роксоланами и теми же карпами.
Центром этой области был довольно-таки крупный город Поролис, а где-то ещё севернее его, в окрестностях крепости Альбурн, к когорте должен был присоединиться и второй проводник. И вот к этому условленному месту Квиет и его воины сейчас и приближались. 
Квиет запомнил, что новый проводник должен был их уже в этом месте, наверное, дожидаться, ну и в качестве пароля обязан был предъявить асс, то есть половинку мелкой медной монеты. А первая половинка этой римской монеты была передана Лонгином трибуну при их расставании у переправы через Данувий.
Трибун Квиет не торопясь обходил своих воинов, которые сделали привал и отдыхали, после продолжительного и утомительного перехода по горам. Он осматривал их и заговаривал с некоторыми. Так он спрашивал: не голодны ли они, никто не ослаб и не захворал, и кого что ещё может быть сейчас беспокоит, а также иногда шутил и отвечал на вопросы, которые ему задавались. Кто-то из его воинов, тот, который являлся декурионом и только совсем недавно стал заместителем Цельзия и теперь командовал его алой, исполняя должность префекта, пожаловался, что в дакийском высокогорье воздух уж сильно разряжён и ему с непривычки трудно дышать. Квиет тут же подсказал этому воину, как себя вести при таком разряжённом воздухе. В общем он сейчас как мог своих воинов успокаивал и обещал им, что вскоре станет легче. 
Отдельно он остановился у того места, где расположился Масинисса.
- Ну что, как твоя нога? – спросил Квиет у приёмного сына.
- Всё хорошо… - ответил Масинисса. – Уже восстановилась и нисколько меня не тревожит. Даже могу, не хромая, ходить! – И Масинисса поднялся с земли и попытался продемонстрировать трибуну как он уже уверенно и свободно ходит.
Но Квиет тут же попридержал приёмного сына:
- Верю, верю! Отдыхай… 
И Лузий прошёл дальше. 
Обойдя так всю временную стоянку когорты, трибун вызвал к себе Гиемпсала, командира разведчиков.
Гиемпсал перед Квиетом вырос, как из-под земли. 
На этот раз Квиет не стал придираться к мужу приёмной дочери. Он был в доспехах и спрятал свой нательный крест.
- Ну что скажешь? – обратился к Гиемпсалу Квиет. – Завтра сможем дальше продвигаться? Ничто нам не должно помешать?
- Вроде бы ничего. Путь по-прежнему свободен, - ответил Гиемпсал.
- И даков здесь не видели?!
- Нигде пока не встречали. Мы не сталкивались здесь даже с их пастухами. Пусто в округе. Тихо. Как будто вымершая земля!
- Ну, ну… Это нам на руку! Получается, что мы до сих пор не выдали своего присутствия… – согласился со своим разведчиком трибун, и продолжил, - но я вот что хотел сказать… – Завтра, сразу с рассветом, отправь вниз, в сторону крепости Альбурн, которая располагается по правую руку от нашего движения, у подножия этого хребта, самых опытных разведчиков, достаточно будет двоих, и они должны на дорожной развилке в трёх милях от крепости встретить человека с посохом и с половинкой медного асса. Вторая половинка его у меня… Вот она, взгляни! – и трибун передал Гиемпсалу свою половинку мелкой римской монетки.
Гиемпсал повертел эту монетку в руках, осмотрел её придирчиво, и затем спросил:
- А как мы этого человека узнаем?
- Э-э-э! Его не надо вам узнавать. 
- Как же так?!
- Он сам должен вас увидеть и распознать. Только для этого… для этого надо кое-что сделать… Выбери нумидийцев, причём таких, у которых кожа, как и у тебя, посветлее. Чтобы они походили внешне на даков. И пусть выбранные тобой нумидийцы, Гиемпсал, повяжут головы платками. 
- Че-е-ем? Платками? 
- Простыми…
- А зачем?
- Не перебивай! Платки у нумидийцев должны быть обязательно белыми. На манер… ну, знаешь, как это делают иберийские разбойники и пираты. Или как будто им стало вдруг жарко. Да-а-а, и, конечно, чтобы себя не выдать, они должны снять доспехи. И накинуть дакийскую одежду, те же варварские штаны. Всё понятно?
Гиемпсал кивнул головой.
- Ну тогда исполняй! – и Квиет махнул рукой.
***
После разговора с Гиемпсалом трибун вызвал к себе Ореста. 
Когда дакиец появился, Квиет тут же увёл его в сторону. 
Они уселись в некотором отдалении от их временной стоянки. Примостились прямо на земле или вернее на двух валунах. 
Лузий несколько нервно откашлялся в кулак. Его этот вопрос занимал все последние дни, он не выходил у него из головы, и поэтому трибун не выдержал и прямо спросил у перебежчика дакийца:
- А вот скажи… Ты сам-то знаешь дорогу до нужного нам перевала?
- До перевала Орлиного?
- Ну, да, до него. Осталось ведь до этого перевала не так уж и много.
- Дорогу знаю. 
- Ну и насколько она тебе знакома?
- Более-менее. Я по этой дороге неоднократно ходил. Наверное, раз десять…
- Хм-м… Ну то-о-огда… Тогда вот что мне объясни… А зачем нам понадобился ещё один проводник? А-а?
- Мне известна только длинная дорога, которая проходит намного ниже… И я могу провести вас лишь только по ней. Но она для вас небезопасна. Поэтому, насколько я понял, и нужен вам второй проводник. Он проведёт когорту скрытной тропой. О которой почти никто не знает. И проведёт по самой кромке этого высокогорья. Где мы вряд ли с кем-нибудь ещё столкнёмся…
- А-ах вот значит для чего понадобился второй проводник…- удовлетворился ответом Ореста Квиет.
- Да, для этого, трибун!
- Ну, ну, хорошо… И сколько нам до нужного перевала тогда осталось идти?
- Я могу лишь сказать примерно. 
- Хотя бы скажи примерно…
- Ду-у-умаю… это займёт ещё неделю… Неделю с небольшим. 
К вечеру следующего дня разведчики Гиемпсала привели второго проводника, который их дожидался уже в окрестностях Альбурна. 
Это был не дак, а северный варвар, то есть это оказался карп.
*** 
Гиемпсал этого проводника подвёл к трибуну. 
Квиет внимательно осмотрел его. Осмотрел с ног до головы.
Приведённый карп был не слишком старый. Кажется, ему едва ли перевалило за тридцать пять. Он и по облачению, и внешне очень походил на ту троицу, которую воины Квиета захватили сразу после переправы через Данувий. Карпа этого звали Жданом, и он был из племени уличей. А ещё точнее, это был человек старейшины рода Дулёб. То есть получается второй проводник подчинялся Хвалимиру, а значит и послан был к римлянам именно этим карпским старейшиной. Впрочем, то, что Хвалимиру каким-то образом удалось связываться уже не только с роксоланами, но и договариваться с римлянами, чьи земли располагались за тысячу миль от Данастрия, этого Драговит ещё не знал.
Тут же появился несколько запыхавшийся Орест. Он стал переводить. 
Квиет через Ореста спросил у второго проводника:
- А скажи, насколько трудна будет дорога до нужного нам перевала?
- Дорога будет не из лёгких, - подтвердил предположения трибуна этот самый Ждан. – Особенно для ваших коней… В некоторых случаях будем двигаться совсем медленно. Буквально на ощупь и по одному, ну то есть гуськом. Чтобы не сорваться в пропасти. И добраться мы сможем до перевала, если нам ничто не помешает, не раньше, чем через восемь-девять дней…
- Хм-м-м…Ты же не дак?
- Не дак.
- И лучше всех знаешь это безлюдное высокогорье… От чего оно тебе так хорошо известно? – заинтересовался трибун.
- Потому что я прожил здесь не один год, - ответил карп. - Моя мать была коренной дакийкой. Она – из горянок. И она родом из этих самых мест
- Ну, теперь понятно…
Квиет ещё кое о чём расспросил Ждана и хотел его уже отпустить, но тот почему-то замешкался, переступил с ноги на ногу, и, наконец, через Ореста всё-таки в свою очередь задал трибуну вопрос:
- Проводник спрашивает тебя, трибун: а что, в твоём отряде ещё есть соплеменники Ждана?
Квиет утвердительно кивнул головой. 
Тогда посланный Хвалимиром проводник ещё спросил, можно ли этих карпов увидеть и с ними пообщаться? А также выяснить, как они оказались столь далеко от своего дома?
- Увидеть их?  Ну, почему же, это мо-ожно… - согласился трибун. И тут же он велел тех трёх карпов, которых воины Квиета захватили сразу после переправы через Данувий, привести к нему. 
Квиет уже стал терять терпение, когда появился Гиемпсал. Командир разведчиков VIII Ульпиевой когорты был явно чем-то взволнован. 
Подойдя к Квиету он инстинктивно оглянулся по сторонам и как можно тише произнёс:
- Трибун, случилось непредвиденное… 
- Что там случилось?
- Северных варваров, которых мы пленили, нет. Они пропали…
- Как нет? Что-о-о?!! – лицо у Квиета от услышанного невольно вытянулось.
***
Вскоре выяснилось, что карпская троица, незаметно освободилась от пут и перехитрив свою охрану, состоявшую всего из двух воинов нумидийцев, сбежала. Квиет распорядился за сбежавшими немедленно выслать погоню, но это не дало никакого результата. Сбежавшие карпы, как в воду канули. Что было не трудно сделать в высокогорной местности, если ты тем более эту местность знаешь.
Провинившихся двух охранников нумидийцев, заснувших на своём посту, следовало наказать, а по законам военного времени, так и вовсе не церемониться с ними и казнить, но Квиет сжалился над этими нерадивыми охранниками, и велел ограничиться десятью палочными ударами.
Квиет вызвал к себе второго проводника. 
Со Жданом появился и Орест.
Трибун спросил через дака у карпа:
- А ты видел тех троих, которые от нас сумели сбежать?
- Мельком… Да и то, только из дали…
- Ты кого-нибудь из них признал? Скажи мне прямо!
- Ка-аже-ется…
- А если точнее?
- Узнал. Одного из них. 
- И что тогда скажешь?
- Могу сказать, что это были не простые поселяне… И появились они в этих местах не случайно. По-о-о… да, да, по-омо-о-оему… это были лазутчики. Клянусь молниями Перуна! И пусть свидетелями станут Хорс и Сварог!
- Ла-азутчики?!
- Верно!
- И кем они посланы?
- Наверное, их послал побратим дакийца Децебала…
- Кто это?
- Я имею ввиду карпского князя, которого зовут Драговитом. Он и должен на выручку дакам привести воинов из северных племён.
Услышав это имя, Квиет помрачнел. 
Квиет понял, что совершил очень большую ошибку, когда оставил пленённым карпам жизнь.
***
VIII Ульпиева когорта приближалась уже к северной границе Дакийского царства. Пройдено ею было без малого несколько сот римских миль. 
К концу подходил восьмой день продвижения этой когорты, после того как её повёл не Орест, а второй проводник, уже карп по имени Ждан. Оставалось совершить ещё один бросок и к вечеру следующего дня когорта должна была достичь долгожданной цели, подойти наконец-то к перевалу Орлиному. 
Квиет приказал Гиемпсалу обследовать подступы к перевалу, и его разведчики, только лишь на востоке забрезжили первые лучи встававшего из-за вершин солнца, снялись со стоянки и выдвинулись на север. Немного погодя снялась с временной стоянки и уже вся когорта, и двинулась тоже на север, к конечному пункту своего продвижения, к перевалу Орлиному. 
К полудню разведчики вернулись и сообщили, что перевал занят.
- Кем?! – удивился трибун Квиет.
- Кажется его заняли даки, - ответил Гиемпсал.
- А сколько их? Много? – встревоженно переспросил Квиет.
- Ну, наверное, сотни две, - ответил командир разведчиков.
Лузий Квиет тут же приостановил продвижение когорты и спешно вызвал к себе Ореста. Когда тот появился, Квиет его тут же спросил:
- Что скажешь? Нас опередили? Как могло такое случится? Кто-то Децебала предупредил? Или нас всё же они выследили?
Орест немного подумал и произнёс:
- Не думаю, трибун. Мне, кажется, что царь просто сделал это из обычной предосторожности. И потому он повелел Пирусту, вождю дакийского племени Северных Дайесов, взять под охрану этот проход, ведь он находится на территории этого племени. На всякий случай. И воины Пируста его будут охранять до подхода карпов и прочих союзников Децебала.
Квиет призвал к себе префектов ал и Гиемпсала и стал с ними обсуждать сложившееся положение. Ему понадобилось со своими младшими офицерами посоветоваться.
Все префекты ал VIII Ульпиевой номерной когорты сошлись в едином мнение, что необходимо выбить охрану даков из Орлиного. 
И напасть на даков было намечено на раннее утро уже следующего дня.
***
Даков, которым поручили охранять перевал, оказалось действительно немного. Не больше двух-двух с половиной сотен. Они расположились у выхода из ущелья. Здесь они устроили свой небольшой лагерь и поставили палатки. В центре их лагеря на высоком шесте развевалось знамя. Разноцветное и яркое. И для римлян очень необычное. Во всяком случае, Квиет такое раньше никогда не видел. Опишу его… 
Оно было выполнено не в виде привычного полотна, а в виде дракона, надувавшегося под потоком воздуха. Голова этого дракона была полая и в неё была вставлена трубка. И если ветер вдруг усиливался, то этот дракон начинал оживать и издавать свист. Временами очень неприятный.
Дракон являлся едва ли не главным символом Дакии, причём с самой глубокой древности. По крайней мере он им считался уже при первых правителях этого народа, и тот же Замолксис ему покровительствовал.
Было видно, что даки собирались находиться у перевала Орлиного не один день. 
Квиет в сопровождении Гиемпсала, Ореста и Ждана подобрались как можно ближе к расположению даков, и стали из надёжного укрытия наблюдать за ними.
- Насколько я вижу, у них выставлено всего двое дозорных, - произнёс Квиет. – Это мало… Они что, не опасаются нападения?
- А-а-а, не-ет, во-он, ещё двоих я вижу, - возразил Гиемпсал и указал глазами ещё на двоих дозорных, которые находились в отдалении от лагеря и тоже бодрствовали.
- И в стороне, чуть-чуть левее, ещё трое… - добавил Орест.
- Вначале уберём их дозорных и только потом нападём. Разом. И со всех четырёх сторон, - высказал своё мнение трибун. И тут же пояснил: – Чтобы ни один дак от нас не ушёл!
Квиет, Гиемпсал и проводники осторожно отползли от укрытия и направились к своим.
Через примерно час когорта рассредоточилась и напала на даков. Но прежде разведчики Гиемпсала устранили дозорных. Да так ловко и бесшумно это им удалось сделать, что те даже не успели подать сигнала тревоги.
Пронзительно зазвучали тубы. И затем…
- Ба-а-ар-р-ра!
- Ба-а-ар-р-ра-а!!!
- Ба-а-ар-р-ра-а-а!!!
Раздались воинственные крики с разных сторон. 
Это был воинский кличь, к которому привыкли уже и перегрины. И который использовался только в римской армии и в подразделениях её ближайших союзников. Он должен был привести в смятение и ужас противника. А подражал он рёву взбешённых слонов и начали его использовать римляне со времени их борьбы с Ганнибалом.
Воины когорты действовали слажено и в едином порыве. Даки, ещё до конца не отошли ото сна и хватаясь за оружие, выбегали из своих палаток и сразу же попадали под копья и мечи нападавших на них негров, нумидийцев и мавретанцев, выросших как из-под земли. И налетевших со всех сторон.
Квиет отдал приказ никого из даков не жалеть.
В итоге схватка продлилась не больше трёх часов и уже вскоре с охраной перевала было покончено.
К трибуну Квиету подвели раненого и связанного сотника даков, которого нападавшие не стали добивать, и который по всей видимости и командовал даками, стоявшими у перевала.
Квиет пленённого дака спросил:
- Когда появятся здесь отряды карпов и их союзников?
- Я ничего не знаю…- ответил нахмурившийся сотник.
Квиет так ничего и не добился от пленного сотника и тогда велел его отвести в сторону и зарубить. Больше пленных трибун не собирался брать.

После того, как Лузий Квиет, на протяжении короткого времени дважды спас Марка Ульпия Траяна от верной гибели, они сблизились и стали друзьями. Тогдашний проконсул и наместник Верхней Германии, Траян, уже намеревался присвоить другу более высокое воинское звание, но сенаторы в Риме не захотели прислушиваться к его рекомендации и утверждать это решение, и прежде всего потому, что друг Траяна был не белым, а чернокожим, а такого ещё не было случая в Римской истории, чтобы какой-то там презренный негр, какой-то выскочка с чёрной кожей, уроженец глубинной Ливии, да ещё и бывший раб, занимал бы высокое звание в имперской армии. 
Траяну пришлось смириться с отказом и проглотить нанесённую ему заносчивыми патрициями хлёсткую пощёчину.
Ну а когда неожиданно для всех выбор Нервы пал на проконсула Траяна, и тот стал его соправителем, то испанец вновь выразил желание отметить Квиета, но на этот раз уже сам Лузий не пожелал получать довольно-таки щедрый подарок от возвысившегося друга. Он отверг предложение нового правителя необъятной империи стать трибуном, а впоследствии возглавить легион и получить звание легата.
Их предпоследнюю встречу с принцепсом Траяном Лузий до сих пор вспоминал…
***
Какое-то время, после того, как Траян стал соправителем престарелого императора Нервы, он оставался в Германии и наводил на Северо-Западной границе порядок, но вот когда совсем одряхлевший Нерва переселился из Палатия в лучший из миров, и удостоился общения с самим Юпитером Громовержцем, Траян вынужденно засобирался в Рим. Дальше откладывать этот переезд уже было невозможно. 
Но перед отъездом Траян вновь вызвал к себе своего чернокожего друга.
Они встретились во дворце наместника в Могонциаке, в атриуме. Рядом никого не было, и потому они, не соблюдая этикет, обнялись. 
Траян предложил другу вина, но Лузий от него отказался.
Тогда, без всяких долгих и ничего не значивших вступлений, обращаясь к Квиету, Траян прямо заговорил:
- Выслушай меня, мой друг… Божественный Нерва, как ты уже знаешь, ушёл из жизни, и теперь мне не откладывая придётся покинуть Могонциак и перебраться в Рим… Я хочу тебя взять с собой. Мне нужны люди, которым я могу всецело доверять. Как ты на это посмотришь?
Лузий ожидал этого вопроса. И он уже всё обдумал заранее и потому сразу же ответил на него:
- Я тебя благодарю за это предложение, Божественный, но… О Риме у меня остались тягостные воспоминания… И мне здесь, вдали от него, намного легче дышится. Ну не неволь меня, пожалуйста… Лучше я останусь здесь, в Германии.
Тогда они с Траяном расстались не лучшим образом. 
Принцепс был недоволен, что его друг не захотел последовать вслед за ним. А Квиету не нравилась столица империи. И прежде всего из-за того, что «Вечный город» был сосредоточием оравы горделивых и слишком уж заносчивых и чванливых патрициев. 
И в нём, как нигде больше, процветали всевозможные пороки. 
Это был на взгляд Квиета какой-то вселенский вертеп.
***
И вот прошло несколько лет. 
Лузий Квиет по-прежнему ни к чему не стремился и прилежно служил на границе, на Германо-Ретийском лимесе. Можно сказать, что он случайно попал в имперскую армию. 
Ему пришлось в неё завербоваться вынужденно. И так сложились у него обстоятельства. Лузию необходимо было как можно быстрее покинуть Рим, ведь на него положила глаз не кто-нибудь, а распутная жёнушка Домициана, и она не давала ему уже прохода. А это было очень опасно. Потому что некоторые её любовники по принуждению были принцепсом раскрыты и безжалостно и жестоко казнены. И такая же участь могла ожидать и Лузия, если бы он промедлил и остался в Риме.
Честно признаться, поначалу Лузий Квиет вообще не собирался делать в римской армии какую-либо карьеру. Однако с годами, не сразу, а постепенно, его мнение на этот счёт стало меняться. И особенно на это повлияла их самая последняя встреча с Траяном, когда венценосный друг, вызвал его к себе. 
После разговора Лузия с Марком Ульпием Траяном в Дробетах-Трансмариске, новоиспечённый трибун понял, что он не только сможет, но и должен достичь очень многого на военном поприще. И отказываться от предоставлявшейся для него возможности было бы глупо.  Так что ему необходимо было проявить себя. На этот раз в этой новой Дакийской кампании.
И вот Квиет уже оказался в этой самой Дакии. 
И под его командованием целая когорта. 
А это - почти тысяча опытных и закалённых нумидийских и негритянских бойцов! И с ними можно горы своротить!
***
 Пока что Лузию Квиету по большому счёту везло. Уже который день он находился в Дакии со своей когортой, и ещё ни разу они не попадали в серьёзный переплёт. Схваток с превосходящими силами врага так и не происходило. И они, наконец-то, достигли указанной им цели.
Но вот что хотелось бы по этому поводу сказать….
Лузий не мог оставаться равнодушным к тому, что видел. Его уже захлёстывали эмоции. И они его в последние дни переполняли. Он не переставал удивляться этой стране и мысленно ею восхищался. Восхищался ею вполне искренне. 
Это была не засушливая Ливия, и даже не Италия или Германия. О-о, нет! Дакия представлялась каким-то райским уголком ойкумены. В ней было на что посмотреть! Боги щедро одарили различными благами её. Здесь имелось множество поистине великолепных уголков. 
Карпские горы (или вернее, как их сейчас называют Карпаты), там, где собственно и располагался перевал Орлиный, несколько понижались и становились более пологими. Но и там их высота иногда превышала две тысячи метров от уровня моря. И, в основном, они поросли густыми смешанными или хвойными лесами, кроме отдельных скалистых вершин. 
Да-а-а, места здесь были действительно красивые. 
Воздух кажется был не просто свежий, но какой-то прозрачный, почти что хрустальный, а вода наичистейшая и необыкновенно вкусная.
Ну а что же из себя представлял перевал Орлиный? 
***
Его, на мой взгляд, можно соотнести с тем, который сейчас называют Яблонецким, и который располагался примерно на километровой высоте в этих горах (в так называемых Восточных Карпатах). 
Этот перевал соединял долины рек Пирита (Прута) и Малой Тиссии (Чёрной Тисы), а также крайнюю западную область тогдашнего расселения карпов и северные районы Дакийского царства. 
Именно через этот перевал спустя одиннадцать с половиной веков пройдут полчища татара-монгольских воинов, направленные Великим ханом на завоевание Центральной и Западной Европы. Но не будем надолго отвлекаться от моего повествования.
И так, в Северных и Восточных Карпатах находилось с три десятка перевалов, через которые в древности северные народы могли проникать в Дакийское царство и дальше, в Римскую империю. Но среди этих перевалов более-менее удобными для перехода являлись около десяти, а вот для карпов таковым считался прежде всего Орлиный, и потому принцепс Траян и поручил Квиету и его VIII Ульпиевой когорте этот перевал надёжно закупорить.
***
«Пол дела, можно сказать, было ими сделано, - удовлетворённо подумал Квиет. - Когорта достигла перевала? Да, достигла.»
Но Квиета беспокоили потери при захвате Орлиного. Он потребовал их посчитать и доложить ему. 
Потери составили двадцать три убитых и чуть больше раненных. И среди раненых только семеро были тяжёлые, которые не могли встать. То есть, потери оказались не очень тяжкими для VIII Ульпиевой когорты. И после этого Квиет тут же собрал префектов ал и велел воинам лишь недолго передохнуть, и утром следующего дня начать спешно обустраиваться. 
И вот, с самого раннего утра следующего дня, по всей округе раздался гулкий шум, вспугнувший белок и прочую живность, и подхваченный вдруг ожившим горным эхом. 
Этот шум производили многочисленные удары топоров и падения срубленных деревьев. 
***
Лагерь VIII Ульпиевой номерной когорты на глазах стал подниматься в виде частокола и засек. А также в виде стены, которая теперь преграждала самый удобный проход со стороны карпов в дакийские пределы. И буквально через пять дней основные укрепительные работы были завершены. А помимо этого, на север, уже на территорию карпов, и на юг, на  территорию Дакийского царства, по приказу Квиета стали регулярно засылаться летучие усиленные дозоры, которым было приказано внимательно отслеживать всё, что происходило вокруг.
Ну а к концу недели, после того, как когорта Квиета закрепилась на перевале, трибуну доложили, что даки всё-таки узнали о неожиданном появлении воинов Траяна у себя в глубоком тылу.
Спокойная жизнь у Квиета и его когорты заканчивалась?
Это уже наверняка. 
И самое опасное для них в Дакии только-только начиналось.
***
После свадьбы Воислава и единственной дочери верховного вождя роксоланов Савлеи, племянницу воеводы Ратибора как подменили. Она стала избегать их обоих, но ревность её по-прежнему душила и не давала спокойно жить. Родослава всё вспоминала их прежние встречи с Воиславом. Их свидания, наполненные страстью, и которые она никак не могла забыть. Если где-нибудь она с кем-то из этой влюблённой и невыносимо счастливой парочки встречалась, то Родослава бледнела и невольно опускала глаза. 
Поначалу Савлея не обращала на это внимания, потому что полностью находилась во власти своих чувств. Свадьба только что состоялась, и они с Воиславом редко расставались, а если и расставались, то совсем ненадолго. Они до сих пор не могли успокоиться и утолить до конца свою страсть.
Но рано или поздно должно было что-то произойти.
Так оно и вышло…
Перед концом первой недели липеца (это нынешний месяц июль) мать Родославы послала её к брату, что бы тот передал им часть мяса от убитого на недавней охоте огромного тура, и когда Родослава появилась в усадьбе дяди, то столкнулась с соперницей, с роксоланкой. 
Савлея пришла к воеводе по просьбе Воислава. Тот тоже захотел получить свежего турьего мяса от недавней охоты. На удивление карпов, Савлея быстро сняла свой свадебный белый наряд, скроенный на карпский манер, и вновь облачилась в привычную для неё мужскую одежду: в полотняную отбеленную рубаху, в роксоланские куртку и штаны, заправленные в остроносые сапожки на низком каблуке. Только золотые серёжки и такие же золотые браслеты на запястьях обоих рук подчёркивали её женскую сущность. Но Савлея всё равно была очень привлекательна, и это с сожалением Родослава должна была признать.
Не сумев увернуться от встречи с постылой соперницей, Родослава поздоровалась с роксоланкой, причём поздоровалась резко и с некоторым вызовом, и спросила её как бы между прочим:
- Ну и как у вас жизнь, молодожёны? 
- А что?
- Ещё не наскучили друг другу? Меж собой не начали ссориться? А может бьёте всё, что окажется под рукой…
Савлея в ответ добродушно заулыбалась. Она не очень правильно говорила на языке суженного, но уже всё понимала:
- А с чего со-ори… со-ори-иться нам? Та-а-ак, бывает что-то… но по… по мелочи… И мы не обращаем на них внимания. Ну как их?
- На мелочи?
- О, да! Да, да!
Последнее высказывание роксоланки почему-то окончательно вывело из себя Родославу, и у неё вырвалось почти что истерично:
- А знаешь, до тебя Воислав был чей?
- Бы-ы-ыл? Чей?
- Да-а-а! Он был мой! И даже перед самой вашей свадьбой у нас с ним была близость! На берегу реки!  Мы любили друг друга там… 
- Любили?.. 
- Да, да, да! Любили! И представь, он со мной был очень страстный! И клянусь Ладой, Мокошью и самим Сварогом, я всё сделаю для того, чтобы он бросил тебя и вернулся ко мне!
После неожиданно вырвавшегося откровения, Родослава разрыдалась и, забыв про всё, как ужаленная выскочила из усадьбы дяди, воеводы Ратибора, и не разбирая дороги бросилась подальше прочь. 
Савлея вернулась к Воиславу и по ней было видно, что кто-то ей испортил настроение.
Воислав сразу это почувствовал и попытался как-то отвлечь возлюбленную от неприятных мыслей. Он начал что-то говорить о намечавшейся охоте, её любимом развлечении, но Савлея перебила его на полуслове:
- А вот скажи мне, кто есть э-э-эта… Ро… Р-ро… Ро-одослава?
- Ну как кто? – не сразу и нашёлся что сказать старший сын князя Драговита.
Роксоланка же ещё больше нахмурилась:
- О-о-она у-у…у-утверждать, что вы друг друга любить…прямо во время нашей свадьбы? Это было? Вы любились, а?
Воислав всё понял. От ревнивицы этой можно было всего ожидать! И она начала Воислава и Савлею преследовать и настраивать друг против друга. «Вот же такая сякая негодница! Ну никак не успокоится!»- в сердцах подумал княжич.
Воислав попытался обнять свою разгневанную молодую женушку, но она решительно отвергла его ласки:
- Так скажи мне, кто есть такая Ро-о… Родослава?
- Это - племянница Ратибора! Я её давно знаю! Но я не люблю её! – ответил молодой жене Воислав. – И не любил никогда. Поверь мне…
Однако Савлея так и не успокоилась.
- Поклянись, - потребовала она.
- Клянусь молниями грозного Перуна и милостями всемогущего Рода! – тут же решительно поклялся суженной Воислав.
***
А на следующий день после всего произошедшего, в Тамасидаву, наконец-то, прибыл старый Божен. А вместе с этим князем склавинов прибыли и его воины. Всего с Боженом подошло семь тысяч воев, которые встали отдельным лагерем на левом берегу Данастрия.
Кто же такие были эти склавины? 
Отвечу, читатель. И достаточно подробно.
Это был один из трёх основных праславянских народов на рубеже новой эры. Но эти самые склавины, имели одну существенную особенность. Они, в отличии от карпов и венедов, несколько отставали в своём социальном развитии. Очевидно из-за того, что они обитали уж очень далеко от тогдашних главных центров цивилизации, коими являлись Рим, Парфия или держава кушанов, занимавшая Среднюю Азию и Северо-Запад Индии. Так у склавинов ещё не было ни одного своего города, не слишком развились ремёсла, кроме разве что кузнечных и гончарных, и княжеская власть у них только-только зарождалась и ещё совершенно не утвердилась и не окрепла.
 И вообще, можно сказать, что склавинами назывался совсем недавно сложившийся союз праславянских племён, обитавших к северо-востоку от карпов и земли которых доходили до Данаприя, включая и его верховья. 
Сильнейшим и наиболее многочисленным племенем у склавинов считались анты (по некоторым данным, название это пришло от ираноязычных кочевников, от тех же роксоланов, и имело значение «крайние», так как это племя обитало очень далеко от больших и развитых городов, выросших по берегам Срединного моря и Понта Эвксинского). Вот это племя, а вместе с ним и весь племенной союз склавинов, и возглавлял уже лет двенадцать Божен.
Божен был невысокого роста (он не дотягивал и до плеча Драговита). И был старше. Ему перевалило далеко за шестьдесят, но он ещё вполне себе был крепок.
Драговит радушно встретил князя склавинов. 
Встречал он его перед воротами Тамасидавы. 
Драговит и князь склавинов спустились с коней, подошли к друг другу и крепко обнялись. Обнялись как братья.  Они знались давно.
Затем Драговит и Божен посетили капище Перуна, в окрестностях Тамасидавы, где вместе со жрецом Богумилом принесли жертвы Перуну и прочим склавинским и карпским богам, ну а дальше, ближе к полудню, в сопровождении двух десятков дружинников, они вновь вернулись в Тамасидаву, и здесь уже, в своих палатах, Драговит усадил Божена напротив себя.
- Очень хорошо, что ты откликнулся на мой призыв и со своими воями здесь, - произнёс Драговит. – Мы вас в Тамасидаве очень ждали. Нам обязательно следует выручать соседей, попавших в большую беду. Децебал очень надеется на нашу помощь…
- Ну это понятно. А вот скажи… - продолжил Божен, - я слышал, что правитель Южной империи сам участвует в этой войне. Это правда?
Драговит кивнул головой:
- Да, сам. 
- Э-э-э, это плохо… - погладил свою бороду Божен. И князь склавинов и антов покачал сокрушённо головой.
А Драговит продолжил:
- Насколько я знаю, он тоже пересёк Данувий и уже в Дакии. И за собой он ведёт двадцать легионов!
- О-о-ого-о-о! – вырвалось из уст Божена. Старый князь не скрывал своих эмоций и вновь покачал головой: - Мда-а-а, вот это да! Си-илища! О-ох, и тяжко придётся дакам…
- И не говори…- поддержал мнение склавина Драговит.
- Но сможем ли мы как-то помочь царю даков? Ведь наши общие с тобой силы, Драговит, будут чуть больше двадцати тысяч…- выразил некоторое сомнение склавин.
- Со дня на день сюда подойдут ещё и бастарны. Во главе с Клондиком. И тогда нас будет почти тридцать тысяч! – заметил князь карпов.
- Ну, хорошо… А правитель Южной империи, этот самый Троян (так карпы и склавины называли Траяна), подошёл к столице даков?
- Пока что ещё он не добрался до Сармизегетусы. Однако нам не следует со своим выступлением тянуть. К концу этой недели, сразу как подойдут к Тамасидаве бастарны, мы выступим…
Божен вновь не сдержался и вздохнул, погладил свою совершенно седую длинную бороду и произнёс:
- Значит пойдём самым коротким путём?
- Разумеется. 
- Через Орлиный?
- Через перевал Орлиный, - подтвердил Драговит.
Но к вечеру того же дня кое-что изменилось… 
В Тамасидаве появились Мал и два его товарища.
Они были разведчиками, которых Драговит почти четыре месяца назад послал в Дакию, и которые надолго куда-то запропастились. А оказывается, они были захвачены римским военачальником Квиетом и воинами его VIII Ульпиевой когорты, и лишь только удачный случай помог им сбежать от римлян.

Бывшему римскому центуриону, Гнею Цикатрикулу, не удалось покушение на принцепса. Он скорее напугал Траяна и только слегка его ранил в щёку, но тут же был зарублен преторианцами. К Траяну вызвали Тита Статилия Критона, это был грек из Гераклеи, и он являлся личным врачом принцепса.
Критон обработал ранку и дезинфицировал её, а затем поднял голову.
К нему тут же обратился Публий Элий Адриан, сын двоюродного брата Траяна, родившийся тоже в Италике, и один из ближайших сподвижников принцепса:
- Что с Божественным? Как он?
Врач Траяна произнёс:
- Ничего опасного, рана у Божественного не глубокая, я бы даже сказал, что это не рана, а царапина…Через пару дней не будет от неё и следа, я уверяю!
Слуги, вооружившиеся скребками, губками и мочалками, появились уже через несколько минут в императорском шатре. Они убрали изрубленное тело перебежчика и смыли оставленную им кровь.
Траян быстро пришёл в себя и тут же собрал военный совет. Все высшие офицеры из его окружения пришли к мнению, что не делая никакого перерыва следует продолжить наступление на дакийский отряд Редизона, преграждавший путь римской армии через ущелье Бауты. 
Но один из легатов, командующий VI Железным легионом, Луций Аврелий Цезон, на этом совете предложил очень хорошую идею, которая принцепсу настолько понравилась, что он решил её тут же реализовать…
***
Рассвет только зарождался. Тени явственно даже не проступили и на небе ещё не потухла ни одна звезда.
Редизон отдыхал в своей палатке, после того, как проверил все дозоры, причём не только в самом ущелье, но и по склонам соседних вершин, когда его разбудили. В палатку дакийского военачальника ворвался Скорио.
Редизон нехотя поднялся со своего лежака, потянулся и широко-широко зевнул. Потом он обратился к сыну:
- Что случилось? Я совсем мало спал… Только преклонил голову…
- Прости, отец, но у меня важное сообщение…- извинился Скорио.
- Ну уж говори, коль разбудил, - в ответ произнёс недовольно Редизон, и вновь зевнул.
- Отец, - заговорил возбуждённо Скорио, - в римском лагере во всю ревут буцины и тубы! В них римляне дуют, как ошалелые!
Редизон прислушался и хмыкнул: 
- И правда! А по какому это случаю?
- Отец, у римлян настоящий переполох!
- Ну что случилось? – Редизон кулаками протёр по-прежнему слипавшиеся глаза.
Скорио запальчиво продолжил:
- К моим разведчикам в руки только что попал сириец, он был приставлен к мулам в римском обозе и служил погонщиком. Он заблудился и случайно вышел на нас…
- И-и-и…
- В общем, он нам признался, почему у римлян начался такой переполох… На римского правителя, на императора Траяна, было совершенно покушение…Случилось это буквально вчера. И Траян едва не погиб! Его ранили. Ранение у него тяжёлое, и сейчас он находиться в бессознательном состоянии, между жизнью и смертью!
У Редизона тут же исчезла вся его сонливость. Её как рукой кто-то смахнул. 
Он соскочил с лежака и, схватив сына за плечи, встряхнул его:
- А ну повтори! Траян в тяжёлом положении? Он что, находится в шаге от смерти?
- Да, отец. В шаге…
Взгляд Редизона загорелся, он поднял глаза вверх и, не сдержавшись, прокричал:
- Всемогущий Замолксис нас не забыл!
***
Когда до Помпеи Плотины, супруги Траяна, дошла весть, что на её мужа совершено покушение, и он едва не погиб, её уже никакая сила не могла остановить. Вместе с сестрой мужа, Марцианной, они велели немедленно им взнуздать коней и в сопровождении двух турм конных преторианцев направились из тылового лагеря на передовую, и примерно к полудню следующего дня добрались до ущелья Бауты. 
Первой в шатёр императора ворвалась его супруга. Увидев Траяна, она замерла.
Траян был жив-здоров, да ещё при виде супруги и Марцианны заулыбался.
Бледная Помпея Плотина воскликнула:
- Душа моя, мой господин, о, какое счастье, ты здоров?!
- Ну, конечно… - Траян притянул к себе всем телом дрожавшую супругу и, обняв её, троекратно расцеловал. А затем к нему бросилась в объятия его старшая сестра, и он тоже расцеловал уже Марцианну.
- А на-а-ам… сообщили, что на тебя покушались… И что ты плох… - пролепетала Помпея Плотина.
- Ну, как видишь, я на ногах, и со мной ничего не случилось, - ответил Траян.
Он ещё долго успокаивал своих женщин, но, когда он заикнулся, чтобы они вернулись в тыловой укреплённый лагерь, и Помпея Плотина, и Марцианна, наотрез отказались ему подчиняться, и настояли на том, что останутся с ним рядом.
***
Редизон собрал в своей палатке всех старших командиров, и сообщил им, что у римлян произошло событие, которое может самым решительным образом изменить ход всей нынешней кампании.
Воодушевлённый Редизон заявил:
- Великий Замолксис нас услышал! Правитель Южной империи, Траян, при смерти… 
- Ка-а-ак? Он при смерти?!
- Что-о-о?! – раздалось с разных сторон. – Что там у этих римлян произошло?!
Редизон продолжил:
- На императора совершенно покушение. Римляне обескуражены и растеряны… Предлагаю воспользоваться этим и напасть на их лагерь!
Один из подчинённых Редизона не сдержался:
- Но это безумие! Сколько нас, и сколько римлян! Их по меньшей мере в двадцать раз больше чем нас!
- Всё верно. Но я предлагаю только сделать вылазку…- продолжил убеждать командиров дакийский военачальник. - И напасть неожиданно на их лагерь, где находится императорский шатёр! Причём сделать ночную вылазку! Ну и если нам удастся задуманное… Если мы его добьём… То тогда победа в этой кампании будет за нами!
Командиры дакийского отряда долго рядили и спорили, но в конце концов согласились с предложением Редизона.
***
Уже которую ночь римляне ждали вылазку даков, 
Траян был уверен, что Редизон должен клюнуть на приготовленную для него наживку. Римляне готовы были встретить даков, и вот…
На пятые сутки, глубокой ночью, даки вышли из-за своих укреплений и напали на римский лагерь. Для этой вылазки Редизон отрядил половину своих воинов. И возглавил этот отряд лично. А Скорио с остальными пятью тысячами оставил в ущелье.
Даки, стараясь не шуметь, почти бесшумно пробрались к передовым римским постам, и произвели на них нападение. И тут же весь огромный римский лагерь ожил и осветился тысячами и тысячами факелов. Римляне уже ждали даков. Началась беспощадная рубка. Даки были сразу же окружены. В этой ночной вылазке погибло почти три тысячи лучших дакийских воинов. Самого Редизона тяжело ранили, и воины, являвшиеся телохранителями дакийского военачальника, чудом его спасли.  Они вынесли своего предводителя на руках из окружения. 
Римляне попытались на спинах беспорядочно и поспешно отступавших даков, ворваться в их укрепление, преграждавшее ущелье Бауты, и им едва это не удалось. Даки с неимоверными усилиями, но всё-таки отбились от наседавших со всех сторон римских легионеров. 
А уже утром, на виду даков, римляне в качестве устрашения распяли на крестах триста раненных и захваченных при ночной вылазке даков.
***
Место под будущее решающее сражение Децебал выбирал не долго. Оно находилось неподалеку от дакийской столицы. И если легионы Траяна прорвутся через заградительный отряд Редизона, перекрывший ущелье Бауты, то обязательно направятся в сторону Сармизегетусы, и тогда эту сравнительно ровную местность, окаймлённую с трёх сторон возвышенностями, и которую римляне и даки уже использовали в предыдущую военную кампанию, нападающие никак не обойдут. Теперь же осталось собрать все силы даков и их союзников. 
И Децебал этим сейчас и занялся. 
Каждый день с разных сторон к дакийской столице подходили всё новые и новые отряды даков. И уже вскоре под стенами и на ближних подступах к Сармизегетусе собралось свыше пятидесяти тысяч дакийских воинов, но Децебал ждал ещё подхода ополчения, набранного из северо-дакийских племён, которые должен был привести вождь северных дайесов. Но он что-то всё не появлялся. Почему-то Пируст задерживался.
Царь даков всем подошедшим отрядам устраивал смотр и проводил ежедневные учения. Особые надежды царь Дакии возлагал на воинов, вооружённых ромфеями. Если римляне опасались сик (которые они называли фалькатами), то ромфеи были ещё более грозным оружием. Это тоже были фракийские мечи с изогнутыми клинками. Только, в отличии от сик, ромфеи были в два раза длиннее и намного тяжелее, а ещё они были двуручными. (Длина ромфей достигала полутора метров и больше), и ими можно было разрубить даже тяжёлые римские щиты скутумы и любые доспехи. Нередко опытные дакийские воины, искусно владевшие этими самыми ромфеями, без труда разрубали римских легионеров на двое. И римские легионеры страшно боялись этих самых ромфей. 
Всего у даков опытных воинов, учившихся чуть-ли не с юных лет владеть главным и самым страшным национальным оружием, набиралось две с половиной тысячи, и они должны были прорывать сомкнутые ряды наступавших римских легионов.  Впрочем, это не все ещё были сюрпризы, которые Децебал готовил для напавших на Дакию римлян. 
Был ещё один очень неприятный, и он уже касался Сервия Тулия и всей его команды, занимавшейся больше двух лет метальными машинами. У Децебала внезапно созрела идея, как их использовать в предстоящем решающем сражении с Траяном… Вернее, на эту идею его натолкнул сам римский перебежчик, бывший ученик знаменитого архитектора Аполлодора Дамаскина. 
И вот как Сервий Туллий предложил эти машины использовать... 
Для этих машин приготовили особые укрепления, за которыми они должны были надёжно спрятаться от римских стрел и пилумов (это были земляные валы, усиленные брёвнами), и в нужный момент метательные машины даков должны были неожиданно заявить о себе… Им поручалось засыпать наступающего противника разящими снарядами весом не меньше, чем в два таланта (примерно в шестьдесят килограммов), и попытаться внести в его ряды если и не панику, то какую-либо сумятицу. 
По приказу царя Сервий Туллий и его люди провели новые испытания. Уже на поле предстоящего решающего сражения. 
Катапульты, онагры, скорпионы и прочие метательные орудия Сервия Туллия должны были пристреляться к местности. 
Испытания проводились пол дня и их результатом Децебал в целом остался доволен. 
Он подозвал к себе римского перебежчика, и они вместе с бородатым и загорелым Сервием Туллием прошли по обширному и более-менее ровному пространству предстоящего решающего сражения.
Вокруг были разбросаны поражённые камнями и внушительными стрелами мишени. Это были всё те же мешки, набитые соломой. Самые дальние из этих мишеней находились на расстоянии почти что семисот-семисот пятидесяти шагов от укреплённых позиций метательных машин.
- Очень, о-о-очень неплохо, клянусь благосклонностью Замолксиса! - осматривая поражённые мишени произнёс Децебал, и, повернувшись уже к Сервию Туллию, спросил: - А сколько приготовлено снарядов для твоих орудий, Сервий?
- Достаточно, государь. По семьдесят-сто на каждое орудие.
- Ну а если легионеры пойдут в быструю атаку, к примеру, побегут, сколько залпов твои люди успеют в их сторону сделать?
Сервий Туллий не сразу ответил. 
На какое-то время он задумался, взглядом окинул всё равнинное пространство, и, наконец, произнёс:
- Государь, ну-у-у… ну, по-хорошему, три-четыре залпа мы сделаем.
Децебал что-то в уме тоже прикинул и одобрительно хмыкнул. И этот ответ ему тоже понравился, и царь вновь счёл нужным римского инженера-перебежчика похвалить.
***
А к вечеру следующего дня, наконец-то, в Сармизегетусу прибыл гонец от вождя северных дайесов. Вождь этого дакийского племени, Пируст, сообщал, что в ущелье Орлином укрепились какие-то римские всадники числом до тысячи, и они вознамерились преградить дорогу армии северных племён. Вот поэтому и произошла задержка с выступлением ополчения северных дайесов. 
Пируст собирался разблокировать проход для князя Драговита и других союзников даков, и просил на это разрешение у царя. 
Децебал не долго размышлял и быстро составил ответ. А ещё он предложил Пирусту, чтобы тот для большей верности взял себе в помощь и сагаратов  Бикилиса, земли которых тоже находилось поблизости с этим самым ущельем.
Но не успел человек от Пируста отправиться с сообщением на север Дакии, как в Сармизегетусе появился ещё один гонец. И новость он принёс очень тревожную. 
Новость эта была с юго-запада, от Редизона.
Отряд его уже был измотан и совершенно обескровлен и едва держался в Баутах. Ну а сам возглавляющий его Редизон тяжело ранен во время неудачной ночной вылазки на римский лагерь.

Лишь только Мал и два его напарника благополучно достигли Тамасидавы, и об этом узнал Драговит, он тут же пожелал с разведчиками встретиться, не дав им даже толком передохнуть и повидаться с родными.
Впрочем, их прежде всё-таки накормили и затопили им баню, чтобы они смыли дорожную грязь и усталость. Затем они переоделись.
И вот, в княжеских палатах, разведчики предстали перед Драговитом.
Они приблизились к князю и поклонились. Князь спросил прежде всего Мала:
- Рассказывай! Что видел?.. Что узнал?..
- Мы чудом выжили, княже…- ответил Мал.
- Вас пленили не язиги, получается?
- Почему же? Вначале язиги. Мы по-глупому к ним попали. Но потом уже воины Траяна нас взяли в плен. – Мал показал ссадины на запястьях рук и пояснил: - Язиги нас связывали и держали на своей стоянке. Но мы их перехитрили. А потом мы наткнулись на римлян… Однако это были какие-то особенные римские воины… Не природные римляне. Ты не представляешь, княже, какие с виду они! 
- Ну тогда опиши их.
- Траян привёл в Дакию всех воинов, которых только смог собрать. И мы оказались в руках у… Ты не поверишь, они, эти воины – чёрные-пречёрные! Ну точно, как дёгтем перемазанные! Посмотришь на них и тут же оторопь берёт! Как будто это не люди, а оборотни. Те, что прийти могут из потустороннего мира. И с которыми не может совладать даже владыка этого самого загробного мира Хорс! Я и не думал, что даже есть такие… 
- Сколько этих оборотней?
- Около тысячи… 
- А как они сражаются? Как вооружены?
- Оружие у них- римское. И сражаются они умеючи. Они – опытны в воинском деле. Тут ничего не скажешь.
Драговит много ещё о чём расспрашивал Мала и двух других его напарников. И, наконец, в завершении их разговора, спросил:
- А для чего Траян заслал этих чёрных как дёготь и очень странных воинов, так похожих на каких-то оборотней, в глубокий тыл даков? Чтобы нам помешать прийти на помощь Децебалу?
- Ты скорее всего прав, княже! – подтвердил предположение Драговита Мал. 
И уже когда Драговит собирался отпустить Мала и его людей, один из разведчиков произнёс:
- Княже, разреши ещё кое-что тебе высказать?
Драговит жестом дал понять, что слушает. 
Сопровождавший Мала разведчик, тот что был по моложе, продолжил:
- Перед самым нашим побегом, мы видели ещё одного карпа, который появился в отряде чёрных римских оборотней…
- А-ах, да-а-а…- поддакнул напарнику Мал. – Я на него тоже обратил внимание.
Напарник Мала тем временем добавил:
- И мне показалось, что этот карп не являлся пленником. 
- Почему ты так думаешь? – переспросил Драговит.
- Да потому, что его никто не связывал. Он передвигался по стоянке чёрных римлян свободно. И я его, ка-ажется… я его узнал… 
- Кто он?
- Он – человек старейшины Хвалимира…
- Ты не мог ошибиться? – переспросил озадаченный Драговит.
- Нет, нет! Точно! Это был человек именно Хвалимира. 
Драговита эта новость сильно не то что озадачила, а даже обескуражила. Но больше ничего не добившись от Мала и его подельников, Драговит их отпустил повидаться с родными.
***
О бастарнах, я думаю, читатель, тебе тоже следует кое-что узнать… Так что рассказываю. 
Бастарнов давным-давно поглотило безжалостное время. Но они не сгинули бесследно, а частью своей всё-таки влились в формировавшийся в Восточной Европе праславянский этнос.
Населяли они обширную территорию к северо-западу от карпов. 
В то время бастарнские племена располагались между одним праславянским племенным союзом, называвшимся карпским, и другим, более западным и северным, и известным римским и греческим писателям под именем венедов. Ну а сами бастарны скорее всего были кельтами с немалой примесью германской крови, и пришли они в северные отроги Карпат где-то в середине III века до новой эры из восточной Галлии. 
Греческий писатель Плутарх так описывает этих бастарнов: « …все они до одного наёмники, люди, не умеющие ни пахать землю, ни плавать по морю, ни пасти скот,  они опытны лишь в одном деле – сражаться и побеждать врага… Бастарны физически развитые и чрезвычайно рослые,  они возвышаются над всеми, как колонны, и на диво ловкие и проворные…»
Бастарны были облачены в свои медные доспехи и вооружены были кинжалами, длинными мечами и секирами. Секира была их национальным оружием, как та же сика у даков. Однако среди пришедших бастарнов были не только пешие воины, но и всадники. И всадников насчитывалось более двух тысяч. 
У бастарнов было два предводителя. Их возглавляли вождь племени пиквинов Клондик и вождь костобоков, другого уже их крупного племени, Делдон. А ещё тут были воины и из других бастарнских племён: преимущественно из анартов, атмионов и сидонов. Всего в итоге бастарны привели за собой почти одиннадцать тысяч опытных бойцов (именно столько набралось среди них добровольцев). 
Сказать откровенно, Драговит не ожидал, что с такими силами заявятся бастарны, а, следовательно, готовая к выступлению соединённая армия северных племён, не желавших, как и даки, склонять головы перед безудержной экспансией Рима, превысила ожидаемую численность довольно-таки значительно. 
Перед общим выступлением князь карпов собрал у себя всех военачальников союзной армии, а также здесь были воевода карпов Ратибор, старший сын князя Воислав и верховный жрец и по совместительству волхв-предсказатель Богумил.
К этому времени Драговит уже точно знал, что старейшина Дулёбов, коварный и двуличный интриган Хвалимир, встал окончательно на путь измены и предательства, и установил связь с Южной империей.
- Для нас самый удобный путь в Дакию проходит через перевал Орлиный, - произнёс князь карпов. – Но этот путь уже не является свободным. Его перекрыли. Это сделали римские воины… И вот я хочу посоветоваться… Как нам теперь поступить? 
- А сколько этих римлян, которые заняли Орлиный? – поинтересовался предводитель склавинов старый Божен.
- Примерно тысяча… - ответил Драговит.
- Хм-м-м… Тысяча? Всего-то? Так это же и не так много, - несколько пренебрежительно по этому поводу высказался склавин.
- В общем то можно сказать, что и немного, - подал голос старейшина карпов, чернявый Градибор, - однако перевал Орлиный – узкий и труднодоступный, и римские оборотни, которые его преградили, явно к его обороне основательно подготовились.
- Но есть же и другие пути на юг, в царство даков… - высказался рыжебородый увалень, бастарн Клондик.
- Есть, - согласился с бастарнским вождём князь Драговит. – Их не один, и не два… Только другие пути в два-два с половиной раза длиннее, и пока мы к ним подойдём, там вполне может уже выпасть снег. И тогда… Если выпадет снег, да ещё если выпадет сразу глубокий, как иногда бывает, и заметёт перевалы, то то-огда перевалы станут совсем не проходимыми…
- Предлагаю всё-таки направиться к Орлиному…- высказал своё мнение воевода Ратибор, - нас уже свыше тридцати тысяч, а чёрных римлян-оборотней на перевале – намного меньше… Мы можем смести со своего пути их… Я уверен, мы прорвёмся!
В конце концов мнение, которое высказали воевода Ратибор и князь Драговит возобладало, и союзная армия северных племён приготовилась к выступлению. 
Однако прежде чем выступать, необходимо было сделать ещё одно важное дело…
***
Карпы, как и остальные праславяне, совершали свои жертвоприношения обычно либо утром, на рассвете, либо на закате. И время для этого выбирали только их жрецы. По каким-то только им известным приметам. Доподлинно об этих приметах никто из непосвящённых ничего не знал.
На этот раз Богумил, верховный жрец уличей и всего карпского племенного союза, выбрал поздний вечер. Когда солнце окончательно сядет. По обычаю, заранее были разведены десятки больших и малых костров. И вот, их огненные языки вырвались к небу и стали лизать наступавший на земную твердь мрак. 
Событие намечалось очень важное, и поэтому Богумил объявил, что ограничиваться одними жертвенными животными нельзя. Придётся принести в жертву не только быков, но и людей. Причём не одного кого-то, а нескольких. Впрочем, что это будет так, многие из карпов догадывались. Обычно в таких случаях приносили в жертву пленников, но Богумил во всеуслышание заявил, что этого будет недостаточно. 
И тогда карпы вынужденно бросили между собой жребий. И он выпал на трёх человек. На двух мужчин и одну молодую женщину. 
Среди тех, кому выпала эта прямо скажем нерадостная и роковая честь, оказался и только что вернувшийся из плена разведчик Мал. 
Все, кому выпал жребий, приняли свою судьбу молча и с достоинством.
Им дали проститься с родственниками. Затем им позволили омыться, облачили их в длинные льняные рубахи и одели им на головы венки. 
В центре капища была выставлена жертвенная ладья. 
И вот все трое босиком и мертвенно бледные медленно-медленно взошли на жертвенную ладью. Последним поднимался Мал. 
Он на пол пути замешкался и обернулся, его взгляд встретился со взглядом супруги, которая была беременна и ждала очередного ребёнка, потом перевёл взгляд на дочерей, а их у него было три, и на престарелую мать. 
И приговорённый Мал им всем прокричал:
- Прощайте, родные! Мы встретимся! Встретимся обязательно! Уже в другом мире! Я буду вас там ожидать…Хорс придаст мне силы! Не волнуйтесь за меня!
При этом лицо Мала-разведчика было не естественно бледным.  
Беременная супруга Мала перестала рыдать, закачалась и ноги у неё подкосились, и она рухнула на землю. Супруга Мала-разведчика потеряла сознание. 
Среди собравшихся ещё кто-то громко разрыдался. Скорее всего это была престарелая мать Мала. 
У неё вообще от увиденного остановилось сердце.
И только последние отблески заката погасли и непроницаемый мрак окончательно спустился с ближайшей Чёрной горы, как Богумил подал знак, и его помощники запалили жертвенную ладью. 
Вскоре всех троих обречённых охватило пламя.
Жертвы тут же истошно закричали, однако пламя быстро поглотило несчастных.
*** 
- Славься! Сла-авься Перун – бог огнекудрый! Ты посылаешь стрелы во врагов наших! Ты воинам храбрым – честь и суд! Праведен ты! И златорун! – разнёсся голос Богумила над всей округой.
Помощники Богумила поддержали главного жреца. Они, что есть мочи, прокричали вслед за ним:
- Ты воинство ведёшь наше по ратной стезе! Ты наполняешь воев храбростью, волей и стойкостью!
- Придай всем нам своей силы и решимости! – вновь послышался голос волхва и ведуна, верховного жреца карпского племенного союза.
Все дружинники и остальные воины, собравшиеся на капище и вокруг него, сняли головные уборы и шлёмы, и в едином порыве преклонили колени и повторили последние слова за волхвом Богумилом… 
Тьма окончательно взяла верх, но её по-прежнему в клочья рвали языки многочисленных костров.
Ну а что же из себя представляло капище Перуна, где всё это драматическое действо и происходило? 
О нём я уже неоднократно упоминал, но на этот раз всё-таки хочу кое о чём более подробно рассказать… 
***
Это капище, как и полагалось, окружал частокол, и находилось оно на высоком правом берегу Данастрия. Ну а вокруг него раскинулась обширная дубрава. 
Дуб считался священным деревом, и именно он посвящался богу Перуну, и поэтому карпы и посадили поблизости от своего главного обще племенного святилища эти деревья. Они специально высадили дубы в виде целой рощи ещё за семь поколений до описываемых событий. 
Идол Перуна стоял в самом центре капища, и сделан он был из цельного могучего дерева, но голова бога-громовержца была серебряной, а усы и борода отливали жёлтым металлом, особенно ослепительно сверкавшим в лучах заходящего солнца, потому что их сделали из чистого золота. 
Идолы Хорса, Даждьбога, Сварога, Стрибога, Велеса, Мокоши и других богов были намного меньше и как бы составляли хоровод, взявший в кольцо грозного повелителя грома и молнии.
Следует сказать кое-что и о самой праславянской языческой религии… 
Ей к тому времени уже было много-много лет! 
Первоначально она ничем не отличалась от религии остальных ариев, обитавших от Алтая и до равнин Восточной Европы, но после отделения праславян от основного арийского древа их религия стала развиваться обособленно и, в конечном итоге, пошла своим неповторимым путём. 
Произошло это примерно за II тысячелетия до новой эры. 
Теперь главным богом у карпов являлся Перун. 
Однако им он стал не сразу, а сравнительно недавно. Примерно век с небольшим назад. И встал он во главе праславянского пантеона богов лишь после того, как у карпов и венедов из привычных вождей начали выделяться правители, которых можно было бы назвать по-настоящему первыми князьями, и которые начали вокруг себя собирать дружины, состоявшие исключительно из профессиональных воинов. А для них, для князей и их дружинников, и потребовался свой особый покровитель. 
Но вот до этого…
А до этого всё было несколько по-иному…
***
Надо знать, что наиболее древним богом у праславян и поначалу самым главным в их пантеоне являлся не Перун, и даже не Велес и не Сварог, а… Род. 
Он повелевал всем сущим во Вселенной, и ему подчинялись все остальные боги. Он считался творцом и родоначальником всего. Род влиял на весь жизненный круговорот. А также он существовал повсюду, и не имел ни начала, ни конца. 
Род управлял жизнью и смертью, изобилием и нищетой. Его никто никогда не видел, а вот он видел каждого. От него нельзя нигде было скрыться. Корень его имени присутствовал повсеместно в речи праславян: рождение, родственники, родина, урожай, и ещё во многих других важнейших словах праславян присутствовал незримо этот древнейший их бог. 
Как я уже сказал, Род на начальном этапе развития праславянской религии был самым авторитетным богом, и не только простые смертные, но и все остальные боги и богини из древне славянского пантеона ему беспрекословно подчинялись. Однако время шло и постепенно положение его стало понижаться. Он по-прежнему считался родоначальником всего сущего, явного и не явного, но постепенно на первые позиции выходить стали более молодые божества. 
Ими по очереди успели побывать и Велес, и Сварог, и Даждьбог, но с установлением княжеской власти стал набирать силу именно бог громовержец и покровитель всех воев – Перун.
Обряд закончился под утро. 
А уже следующим днём союзная армия северных племён двинулась на помощь дакам.

А теперь, читатель, вновь вернёмся к Траяну.
Уже пошёл седьмой год, как он перебрался из воинского лагеря на Германской границе в Рим и стал в Палатийском дворце единолично хозяйничать. Следует признать, что престарелый Нерва, лихорадочно подыскивая себе преемника, сделал на редкость удачный выбор. Усыновлённый им Траян, за время своего правления, приобрёл огромную популярность. Причём он пользовался ею, как у народа, так и в высших кругах общества, и что немало важно и в государственном аппарате. Ну а об армии я уже и не говорю. Армия его боготворила. Траяна считали едва ли не лучшим императором за всю многовековую историю Рима. Так, каждому из последующих правителей, после его восхождения на трон в Палатийском дворце, желали: «Быть счастливее Августа и лучше Траяна!»
Вот как, к примеру, римский писатель греческого происхождения Дион Кассий описывал принцепса Марка Ульпия Траяна: «Среди всех остальных правителей он выделялся отчаянной храбростью и жаждой справедливости. В привычках же был непритязателен и его совершенно не прельщала присущее его предшественникам стремление жить в роскоши и неге. Он не проявлял зависти по отношению к другим, никого без веской на то причины не преследовал и не приговаривал к наказанию, и любой достойный человек в нём находил участие и поддержку.  При нём ни один человек не был по его прихоти казнён.
Также, принцепс этот никогда не испытывал ненависти или страха перед достойными и талантливыми людьми, и потому старался таковых приблизить к себе. 
Рачительно он распоряжался и поступавшими в казну деньгами. А поступление их при его правлении было огромным. Но он не расходовал их на пиры и какие-либо излишества, а тратил поступавшие деньги на благоустройство столицы и провинций. Не жалел он казённых денег и на вооружение легионеров и подготовку армии к новым военным действиям, и при нём армия империи приобрела невиданную до этого боеспособность.
Каков же у Траяна был характер? 
Тут, помимо Диона Кассия, и Плиний Младший, и Павсаний, и Евтропий были единодушны. Он отличался общительным нравом и поэтому находился всегда на виду. н постоянно пребывал с народом: и на каких-либо торжествах, и в трудное для сограждан время. Он часто без охраны любил посещать дома простых людей. И хотя он не получил хорошего образование, и не предавался каким-то отвлечённым философским рассуждениям, но никто не мог его назвать простофилей или тем более глупцом.» 
Я бы от себя ещё добавил: этот принцепс совсем мало тратил денег из казны на себя, но за то он не жалел их для улучшения жизни сограждан.
И ещё, вслед за Дионом Кассием, добавлю…
Траян, как личность, был очень разносторонен. Он прославился не только своими успешными военными кампаниями, в ходе которых к империи были присоединены огромные территории (как в Европе, так и на Востоке), но и своей строительной деятельностью. Причём настоящая строительная лихорадка при нём развернулась не только в «Вечном городе» и в остальной Италии, но и затронула многие провинции. Как на Западе, так и в Азии и Северной Африке. 
Проектировал и руководил строительством всех главных объектов в империи при Траяне выдающийся архитектор и личный друг принцепса Аполлодор Дамаскин. 
Только в столице за двадцать с небольшим лет правления Траяна, были возведены сорокаметровая колонна его имени, ознаменовавшая победы римлян над Децебалом и даками, новый великолепный Форум, роскошные термы, базилики и очередной акведук, протянувшийся на десятки миль и улучшивший водоснабжение двухмиллионного столичного мегаполиса на Тибре. 
В тогдашних морских воротах Рима, в Остии, был построен огромный порт, который принимал одновременно десятки судов, ну а в провинциях, помимо храмов, терм и прочих общественно значимых сооружений появились новые мощённые дороги, протяжённостью в двадцать тысяч миль, а также был реконструирован и углублен канал, соединявший Средиземное и Красное моря, и позволивший наладить регулярную торговлю с Аравией и даже с далёкой и сказочно богатой Индией.
Ну а что сказать о Траяне не как о политике и правителе огромной империи, а как о полководце? 
Думаю, что тут опять правомерно обратиться к Диону Кассию. 
И вот что этот грек написал: «Среди римских полководцев его уже при жизни причислили к одним из лучших. Его ставили на второе место после Юлия Цезаря. Ну а если сравнивали не только с римскими, то его включали в пятёрку наиталантливейших. После Александра Великого, Ганнибала, Пирра и Цезаря он замыкал пятёрку великих. 
Можно сказать, что Траян был всегда готов возглавить армию и выступить в поход. Ему надоедала праздная дворцовая жизнь. Она быстро ему прискучивала. За то он редко снимал доспехи и его внешний облик выдавал в нём прежде всего военачальника. 
В любом походе он не бросал легионеров, и твёрдой походкой шёл впереди. Вместе со своими легионами он переправлялся через реки и горы, попадавшие им на пути. При этом он в походе мог спать даже на земле, завернувшись в плащ. Он никому не передоверял командовать армией в решающих сражениях и нередко в молодости и даже уже будучи принцепсом сам возглавлял легионеров на поле боя.
Но давайте вновь вернёмся к Траяну, как к политику. 
Не стоит забывать, что он продолжил и развитие алиментарной системы в империи (так именовалась система государственной поддержки малоимущих). Впрочем, справедливости ради надо сказать, что её начали внедрять ещё при предшественнике Траяна, при Нерве, однако при следующем принцепсе она набрала новые обороты и одним из ключевых её новшеств стало то, что в поддержке бедных граждан приняли участие помимо государства и различные частные фонды, в том числе созданные и поддержанные самой императорской семьёй. 
Эти частные фонды тоже стали выплачивать пособия и раздавать бесплатно продукты питания малоимущим, а также детям сиротам и вдовам, ну а ещё они предоставляли и бесплатные зрелища (так, за счёт императорской семьи устраивались гладиаторские бои и гонки колесниц на цирковых аренах).
При Траяне упорядочилась работа и налоговой службы, отныне не сдиравшей с подданных по три шкуры и зачастую раньше обогащавшей самих мытарей. Смещены были с должностей многие халатные и не чистые на руку чиновники, и куда не коснись, везде проявлялись благотворные результаты его деятельности. 
Поистине, Траян был великим правителем!
Но даже он, хотя и обладал неиссякаемой энергией и разнообразными талантами, не сумел бы совершить столько успешных дел и во-многом преобразовать империю, если бы у него не было не менее способных и талантливых сподвижников. 
И одним из ближайших из них являлся Луций Лициний Сура.
***
Об этом друге Траяна мне тоже следует рассказать…
Сура по происхождению был иберийцем (то есть, испанцем) и родился в колонии Цельсе, располагавшейся в долине Эбро. Ещё его отец получил римское гражданство и сделал успешную карьеру по большей части на магистратской службе. Ну а вот Сура не пожелал идти по стопам отца. Вначале он проявил себя на юридической стезе, и быстро стал одним из самых знаменитых и востребованных адвокатов в Риме. К примеру, поэт Марк Валерий Марциал вообще его считал едва ли не величайшим оратором своего времени. Но после сорока Луций Лициний Сура надумал всё-таки сменить адвокатскую практику на военную карьеру. И вскоре его назначили легатом I Минервина легиона. Однако командовал он легионом сравнительно не долго и уже вскоре получил должность наместника в ранге консулярия. Вначале его отправили в Верхнюю Германию, а потом и в Белгику.
Расцвет карьеры Суры пришёлся на правление Флавиев, однако особое место он занял при Нерве. Именно в это время Сура приобрёл такую силу и авторитет, что во многом уже влиял на настроения различных фракций как в сенате, так и при дворе. И когда Нерва, опасаясь преторианского бунта, обратился за советом к Суре, что ему делать, чтобы сохранить себе жизнь, то именно Сура и посоветовал престарелому и бессильному старику усыновить Марка Ульпия Траяна. И посоветовал Сура Траяна не только из-за того, что они оба были родом из Испании, но и потому ещё, что уже достаточно близко познакомились и подружились.
Луций Лициний Сура участвовал в обоих походах Траяна на Дакию, и даже при первом из них принцепс поручал ему вести переговоры с царём Децебалом. Примерно за полгода до второго похода, когда ближайший друг и соратник Траяна вернулся из Сирии в Рим, они встретились в Палатии, и у них там состоялся продолжительный и совершенно приватный разговор.
- Ну как тебе Восток? – спросил друга Траян.
Сура был старше принцепса, и это бросалось в глаза. Он был среднего роста, но скорее не коренаст, а сухощав, и виски у него рано поседели. На лбу у Суры часто собирались глубокие морщины, и такие же отходили от крыльев носа. Кожа у него была с рябинками.
Сура поправил тогу, и только после этого ответил:
- Я так и не привык к Востоку, и к его нравам, Божественный…
- Из-за знойного климата?
- Не только…
- А ещё из-за чего?
- Это другой мир! Он совершенно не похож на наш! Ла-а-адно, ещё Сирия, Египет, Иудея и другие наши провинции на Востоке уже давно и изрядно эллинизировались, и потому там как-то можно нам приспособиться и ужиться, и нас местные не воспринимают как совсем чужих, но вот да-альше… Если отправиться за Евфрат…в ту же Парфию или Месопотамию… Там, Божественный, совсем уже другой мир.
Траян в ответ усмехнулся:
- Я тоже успел побывать на Востоке, правда это было давно… И мне не показалось, что он такой уж непонятный и с нами совершенно несовместим.
- А почему ты меня об этом спрашиваешь? – немного удивился данному вопросу принцепса Сура.
- А потому, - продолжил Траян, - что я задумал новый поход…
- Неужели на Восток? На Парфию?
- На Парфию!
Сура в замешательстве покачал головой:
- Божественный, ну а ты представляешь, какие на тебя и на наши легионы выпадут трудности и опасности? Ведь там, на Востоке, безводные пески, высочайшие горы, огромные и почти безлюдные пространства… И зачастую там нам будут встречаться дикие племена…
- Представляю! Но я вот что на это скажу… Однажды Александр Великий уже прошёл через всю Азию и достиг Индии, так почему мы за ним не сможем этого повторить?
В конце концов, Траян убедил друга в том, что грандиозный поход на Восток, сравнимый с походом Александра Великого, осуществим. Но для его начала необходимо было подготовиться, и ещё кое-что сделать. 
А что именно, Траян тоже Суре при том их приватном разговоре пояснил.
- Ты считаешь, Божественный, что перед походом на Парфию следует разделаться с даками? – переспросил принцепса Сура.
- Разумеется. Я так считаю. Это нам необходимо! И я объясню, почему на этот раз мы должны с даками разделаться окончательно! - заявил принцепс. – Перед тем как наступать на Восток, нам следует обезопасить свой тыл, - продолжил Траян. – И поэтому Дакия должна быть повержена! Её не должно быть!
Траян о чём-то задумался и только после некоторой паузы задал ещё один вопрос:
- А вот скажи мне, мой друг, Сура, насколько царь даков Децебал подвержен внешнему влиянию? Скажи: он и впрямь вспыльчив? И горяч? Ты же вёл с ним переговоры и лично знаешь дакийского царя. Мне необходимо это всё знать… Для того, чтобы вынудить его выступить против империи.
Сура обстоятельно ответил на этот вопрос. Он сказал, что царь даков был всегда очень горяч и даже иногда безрассуден и вспыльчив, но в последние годы стал сдержаннее и набрался мудрости. Хотя и по-прежнему у него в груди бьётся львиное сердце, и он, как и Траян, прежде всего воин.
Выслушав Суру, принцепс многозначительно заметил:
- Ну, ничего, ни-и-ичего, я всё-таки сделаю так, что он мне даст повод объявить ему и его царству войну…
И действительно, Траян сумел спровоцировать нападение дакийского полководца Котиса на приграничные римские укрепления, и после этого развязал Вторую Дакийскую кампанию.
***
Сура возглавил третью римскую колонну, которая с некоторым опозданием двигалась к сердцу Дакии с юга. Она продвигалась по долине Олта, левобережного притока Данувия, через земли гетов, союзников даков. Пробиться в лоб к столице даков, через ущелье Бауты, пока не удавалось. Хотя и по всему чувствовалось, что сопротивление даков с каждым днём всё заметнее ослабевало.
Траян поинтересовался у командира своих паннонских разведчиков Тиберия Клавдия Максима:
- Что слышно о Суре?
- Пока что ничего не могу сказать, Божественный, - развёл руками разведчик.
- А как дела у Квиета?
- Кажется, он занял Орлиное… - ответил Тиберий Клавдий Максим.
Принцепс удовлетворённо качнул головой:
- Это хорошо… Я очень надеюсь на Квиета. Он не должен пропустить северных варваров через Орлиное.
***
А что же происходило на пути к столице Дакии с юго-запада, где продвигались две колонны имперской армии?
А вот что… После того, как поверив в слух, что Траян в ходе совершённого на него покушения якобы уже находится при смерти, и даки решили воспользоваться сумятицей в стане врага и напали ночью на основной римский лагерь, прошло больше недели. Римляне беспрерывно атаковали и силы отряда Редизона, защищавшего ущелье, таяли на глазах. Скорио взял командование отрядом на себя, а тяжело раненного отца отправил в тыл.
Скорио понимал, что римляне со дня на день их дожмут и прорвут оборону даков, и после этого им уже ничто не помешает пройти до столицы царства, а там… А вот там Децебалу придётся за Сармизегетусу сражаться. И сражаться в невыгодных для него условиях. 
Потому что он все силы даков ещё не успел собрать. И потому что союзники даков, северные племена, ещё не подошли к Сармизегетусе. 
В этом, казалось бы, совершенно безнадёжном положении Скорио видел только один выход. Необходимо было в ущелье Бауты задействовать главную ударную силу даков, тот самый отряд, который состоял из наиболее обученных и опытных воинов, вооружённых ромфеями – страшными серповидными двуручными мечами, и которыми эти воины могли сокрушить любого противника. 
И вот Скорио послал гонца к царю, чтобы тот направил на подмогу этот отряд, состоявший из двух с половиной тысяч отборных меченосцев, наводивших ужас на всех, и в том числе на римлян.
***
На востоке забрезжил рассвет. Скорио его встретил на ногах и уже прошёл по всем постам, проверив, как готовились его воины к очередной атаке римлян. А уже через час с небольшим во всех трёх римских лагерях, устроенных перед ущельем, ожили буцины и тубы, и меньше чем через час римляне вновь выстроились в так называемые «черепахи» и пошли в атаку на даков.
- Ба-ар-р-ра!
- Ба-а-ар-р-р-а-а!!
- Ба-а-а-ар-р-р-р-ра-а!!!
Вновь разнёсся римский воинский кличь по ущелью и его окрестностям, и эхо охотно подхватило его и разнесло ещё дальше.
Римляне накатывались волнами, и примерно к полудню, после нескольких часов их беспрерывных и упорных атак, даки совершенно обессилили. Скорио, подбадривая своих людей, сам возглавил отчаянную контратаку. Он успел поразить трёх легионеров, и тут…
Римская стрела поразила его в грудь, он пошатнулся и упал. Тут же кто-то с боку ударил его мечом. Удар пришёлся на голову, но его спас шлём с гребнем. Два воина, бившихся с ним рядом, успели его оттащить от первой линии обороны, где продолжалась беспощадная рубка, и накрыли своими плащами. Голова у юноши кружилась, ему было трудно дышать, он чувствовал, что теряет сознание…
«Не выдержим… Римляне прорвутся… Э-эх, не удалось нам выполнить царский приказ…Всё пропало?» - в отчаянии пронеслась мысль в голове раненного Скорио.
И уже совсем теряя сознание он всё-таки услышал, как из рядов его воинов разнеслись воодушевлённые крики:
- Замолксис нас не оставил!
- Он по-прежнему с нами!!!
- Не сдаёмся, братья!!! Бьёмся!!!
- Славься, Замолксис!!!
- Сла-авься!!!
У Скорио впервые за последние дни на лице появилась слабая улыбка и он понял, что отборные дакийские меченосцы, хотя и в самую последнюю минуту, но успели подойти на помощь защитникам ущелья, и даки и на этот раз смогли отстоять Бауты.

Замок Рамизадава являлся одной из самых впечатляющих твердынь в Дакии и располагался на крайнем востоке царства. Он был практически неприступным и негласно его считали, как бы второй резиденцией дакийских правителей, и именно сюда Децебал отправил свою семью и часть царских сокровищ. Подальше от опасностей, которые сулило неожиданное вторжение римлян.
Замок этот увенчивал отвесную скалу и сложен был из внушительных каменных глыб и представлял в плане неправильный четырёхугольник с семью башнями. Так называемая Дозорная башня, была самой высокой и располагалась на западной стороне этого замка. Здесь же находились и единственные его ворота.
А у подножия этой скалы располагался одноимённый небольшой городок и несколько поселений. 
Супруга царя Андрада и его дочь Тиссия уже на третий день по прибытию в замок освоились в нём. Они заняли так называемый дворец, тоже выложенное из камня внушительное здание в три этажа и состоявшее из двадцати четырёх комнат, и имевшее внутренний дворик, и даже бассейн, предназначенный для омовений. Сопровождавшие их слуги расставили любимые Андрадой скульптуры, развесили картины по стенам (в том числе и ту самую копию, обожаемую Андрадой, на которой знаменитый греческий художник изобразил «Похищение Зевсом Европы»), поставили привычную мебель. Рядом с этой резиденцией располагались семь цистерн для воды. В них собиралась так необходимая для обитателей этой твердыни влага, которую - если наступал засушливый сезон – брали из ближайших источников. Ею заполняли бурдюки, грузили их на осликов, и поднимали по одной единственной извилистой тропинке, которая вела к воротам Рамизадавы.
Охрану замка составляли царские телохранители, хорошо вооружённые и опытные воины. И им приказано было даже даков из близлежащих поселений без особого на то разрешения в Рамизадаву не пропускать.
***
Андраду вновь преследовали ночные кошмары, она из-за этого плохо спала и часто поздно вставала. Так и на этот раз ей вновь привиделось какое-то чудовище, которое гонялось за ней. Но на этот раз это были не огромные козлища, и не медведь-шатун или кто-то ещё, а внушительных размеров и весь заросший длиной шерстью бык. Прямо какой-то минотавр. Бык с человеческой головой, увенчанной изогнутыми рогами. 
Он её в конце концов нагнал и начал бодать. 
Андрада в лице этого страшного человеко-быка узнала римского повелителя Траяна, которого изображали на монетах. «Да, это был он, этот римский император! Он зловеще улыбался.» 
От ужаса Андрада закричала и проснулась.
Тут же появилась Тиссия. 
Дочь спала в соседней спальне и пришла на крик матери.
- Что с тобой? – встревоженно спросила Тиссия.
- Ничего-ничего, не бери в голову… Всё хорошо… - попыталась Андрада успокоить дочь.
- Но ты же кричала? – возразила дочь.
- Да-а-а… сон мне приснился…
- Опять кошмарный?
Андрада закивала головой. 
Тиссия обняла мать и поцеловала её в щёку и прошептала:
- Успокойся, мамочка… Всё у нас будет так, как мы ждём… Ведь римляне уже не в первой к нам в Дакию вторгаются, и что? Мы всё равно выживали и будем и дальше выживать. Они уйдут. Я верю, в это. И я так же верю, что всесильный Замолксис по-прежнему на нашей стороне!
Андрада в свою очередь приласкала дочь и спросила её:
- А тебе что снится?
Тиссия в ответ замялась, но Андрада вынудила дочь признаться, и та, густо-густо покраснев, тихим голосом всё же ей призналась:
- А мне вот снится… один юноша…
- Я его знаю? Кто это? – во взгляде Андрады загорелось неподдельное любопытство.
Тиссия долго отнекивалась, однако Андрада смогла выяснить, по ком вздыхала её дочь.
- Э-это сын военачальника Редизона…
- Скорио?!
- … Да, мама… - совсем уже тихим голосом подтвердила догадку Андрады Тиссия.
Андрада ещё крепче прижала к себе дочь и прошептала ей на ушко:
- Если тебе так нравится этот Скорио, то мы с твоим отцом всё устроим… Вы со Скорио поженитесь. Но надо лишь только дождаться окончание этой проклятой войны…
На смягчившееся было лицо Андрады внезапно вновь легла тень. 
Супруга Децебала произнесла:
- А меня вот тревожит ещё кое-что…
- Что мама?
- Неизвестность… Я не знаю, что с твоими дедушкой и бабушкой? Добрались ли они до безопасного места? Всё ли у них сейчас хорошо? 
- А что?
- Уже два месяца мне о них ничего не известно…
И Андрада тяжело вздохнула.
***
А тем временем Сармизегетуса готовилась к предстоящей схватке.
Лишь только Децебал отправил гонца к вождю северных дайесов Пирусту с приказом разблокировать ущелье Орлиное, и вернулся во дворец в Сармизегетусе, как тотчас же, без какого-либо предупреждения, перед ним появился Регибал. 
Регибал сейчас был очень странным. Он был сам не свой. Брат жены царя ещё с большим трудом передвигался, губы у него заметно дрожали:
- Ту-у-ут… тут вот какое дело…- На глазах Регибала навернулись слёзы, и он даже по бабьи не удержался и всхлипнул: - Беда... Б-бо-ольшая беда!
Децебал был недоволен, что Регибал сейчас отвлекал его от важных забот, но он всё-таки согласился выслушать родственника.
Регибал вновь всхлипнул по бабьи и продолжил:
- Я отправил недавно наших с Андрадой родителей в своё самоё удалённое поместье, которое находится на севере, высоко в горах. И-и-и… и только что узнал, что их… Что они попали в руки…
- Да говори же яснее! – рассердился Децебал на родственника, потому что тот никак не мог толком объяснить, что у него произошло, и всё продолжал мямлить и жевать сопли.
- Они з-за-а… они захвачены… И-их схватили… римляне…
От услышанного у Децебала заходили желваки. Вскоре выяснилось, что Бесистис и Верия, родители Регибала и Андрады, захвачены были действительно римскими воинами, чёрными и похожими на каких-то потусторонних оборотней.
Децебал тут же вслед за первым гонцом, отправил к Пирусту второго, уже с новым приказом: немедленно двигаться не к перевалу Орлиному, а повернуть несколько в сторону и освободить родителей супруги.
***
Высокогорье есть высокогорье. В нём обычно мало кто появляется. Даже горные козлы здесь бывают редкими гостями. Только орлы в эти края залетают. Да и то, лишь изредка. И потому поместье Орудава производило впечатление совершенно вымершего места. Но сейчас в этом поместье стало шумно, так как людей в нём прибавилось, и весьма значительно. 
Квиет, оставляя Цельзия в этом поместье, велел ему не спускать глаз с родителей супруги дакийского царя. Это, конечно же, была очень ценная добыча, и этих ближайших царских родственников следовало по возможности сохранить для Траяна, и доставить их к принцепсу уже тогда, когда это станет возможно. Ну а пока… 
Пока же у Квиета для этого не было лишних людей.
Цельзию в Орудаве было скучно, однако он крепился и какое-то время всё же как-то, но держался. Впрочем, делать ему было нечего, и вскоре, найдя в подвалах поместья несколько объёмных амфор с вином, префект алы этому несказанно обрадовался, сорвался и запил. Уж вино-то он любил, и особенно не разбавленное. 
И вот, на пятый день его затянувшегося запоя, случилось непредвиденное. Три сотни дакийских всадников, которых возглавил сам Пируст, ранним утром подобрались скрытно к Орудаве и напали на неё с разных сторон.
*** 
Три десятка нумидийцев, мавретанцев и негров Цельзия не представляли для нескольких сот даков какого-либо серьёзного препятствия и потому они не смогли долго сопротивляться и вскоре все полегли. 
Самого же Цельзия, который в это время даже не очухался и был по-прежнему вдрызг пьян, нашли в винном подвале и приволокли к вождю северных дайесов.
Пируст брезгливо осмотрел мало что соображавшего римлянина, и велел его облить водой. 
Только с третьего раза Цельзий немного очухался и приоткрыл глаза. 
Пируст подозвал к себе дака, который понимал немного латынь, и велел ему спросить пленного:
- Какого племени пришельцы? И сколько вас?
Дакиец перевёл слова вождя. 
Цельзий удивлённо уставился на Пируста:
- А ты кто? – произнёс он.
- Я? – Пируст в ответ усмехнулся. – Я – дак! И мы все здесь - даки! И это наша земля! А вы то что здесь делаете? Вы что здесь потеряли?
Пируст велел ещё окатить холодной водой Цельзия. И только после этого тот пришёл в себя окончательно. И уже не на шутку напугался.
Узнав от Цельзия, что когорта трибуна Квиета в количестве тысячи всадников, перекрыла перевал Орлиный и готовится не пропустить в Дакийское царство армию союзников Децебала, Пируст велел сбросить префекта Цельзия со скалы.
Когда префекта два дака схватили и поволокли к скале, он всё понял и от страха заверещал.
Но Пируст не пожелал захваченному воину Траяна даровать жизнь.
***
А тем временем когорта VIII   Ульпиева основательно готовилась к защите перевала. 
В Орлином пока что было тихо. Но каждый день Квиет проверял, что сделали его воины, и ждал. Со дня на день отряды северных племён должны были появиться на подступах к Орлиному. И вот, на одиннадцатый день, после того, как когорта Квиета подошла к перевалу, на подступах к нему появились первые разведывательные разъезды северных племён. 
Об этом трибуну незамедлительно было доложено.
Перед трибуном Квиетом появился командир разведчиков Гиемпсал. 
Они с Квиетом отошли в сторону, и нумидиец произнёс:
- Через день-два на перевале должны появится отряды союзников царя Децебала. В каком количестве они будут, можно только приблизительно сказать. Мои люди за ними наблюдают и с их слов, армия северных варваров не маленькая и явно превышает тридцать тысяч…
- Ну что же, этого и следовало ожидать… Всё только-только начинается… Э-эх, надолго ли нам удастся в Орлином продержаться?.. Это только одним богам известно… – как бы сам с собой разговаривая произнёс Лузий Квиет.

Собравшиеся вожди не стали оспаривать у Драговита общее командование и передали его с охотой и добровольно, ну а в Тамасидаве он за себя оставил Воислава, и поручил старшему сыну с семью тысячами воев и частью дружины охранять рубежи карпского племенного союза.
Путь до перевала Орлиного армия северных племён совершила ускоренным маршем. Следовало торопиться. Час развязки приближался.
И вот, они уже оказались на подступах к этому перевалу. И там действительно дальнейшее их продвижение преграждали римляне. Когорта необычных темнокожих римских воинов очень основательно укрепилась на этом перевале, в самом его узком месте. 
В нём, в этом месте, была выстроена стена примерно в полтора человеческих роста из брёвен. Причём с права она упиралась в скалу, а слева граничила с отвесной пропастью, и это укрепление никак нельзя было обойти. 
Однако предусмотрительному Квиету этого показалось недостаточно, и он приказал своим воинам воздвигнуть на некотором удаление ещё одну стену, и эта вторая стена уже прикрывала когорту с юга, со стороны даков.
В этой импровизированной крепости была воздвигнута даже башня, на которой теперь постоянно находились дозорные.
Когда армия северных племён подошла к расположению римской когорты, то она не стала окапываться, а решила с ходу прорвать оборонительные укрепления воинов Траяна. Драговит послал вперёд конников бастарнов из племени пиквинов во главе с их вождём, медвежеподобным Клондиком.
По обыкновению, перед атакой, бастарны начали к ней готовиться и настраивать себя на воинственный лад. Как я уже отмечал, бастарны хотя и были кельтами, но у них не мало имелось и германской крови, и особенно это проявлялось, когда они выступали в поход и сражались с кем-либо. Вот и сейчас они, как бы разогревая себя, начали исполнять бардит. 
Это была германская воинственная песня, переходившая постепенно в невообразимые вопли и вой. И она должна была сломить волю врага и привести его в смятение и ужас.
Бастарны стали раскачиваться и потрясать своими секирами, которыми они орудовали с необыкновенной ловкостью. У Клондика была самая большая секира, обоюдоострая, и он первым прервал бардит и по-звериному зарычал, а затем истошно закричал:
- С нами Один! Он смотрит на нас!!! О-о-оди-ин!!!
- О-оди-ин!!!
- О-о-оди-и-ин!!!
- Пи-и-икви-и-ины-ы, в атаку!!!
Поддержали вождя Клондика остальные всадники бастарны из племени пиквинов, и они тут же сорвались с места. 
Конная лава бастарнов-пиквинов стремительно сближалась с укреплением римской когорты. Квиет приказал своим воинам приготовить луки и по его команде стрелять.
*** 
Уже вскоре конные бастарны совсем приблизились, и Лузий Квиет что есть мочи закричал:
- По-о-ора!!! 
Нумидийцы, мавретанцы и негры произвели залп из луков и около двух десятков бастарнов слетели со своих коней. Остальные всадники спешились и продолжая взывать к богу войны Одину, бросились стремглав вперёд.
Вот они достигли укрепления и стали через его стену перепрыгивать. Что для этого они делали? А им не понадобились лестницы или ещё чего-нибудь. Они быстро изловчились. Они вскакивали на подставленные щиты товарищей, и уже с них прыгали внутрь римского укрепления. Вскоре за стеной оказалось больше пяти десятков бастарнов и они орудую секирами начали оттеснять воинов Квиета от бревенчатой стены.
Квиет увидел это и сразу понял, что начала назревать чрезвычайно опасная ситуация, и тогда он призвал на помощь своих самых близких друзей:
- Кварт! Шадар! Вы где-е-е?!
- Мы здесь! – закричали оба ближайших друга Квиета.
- Вспомним как мы сражались в цирке Флавиев против разъярённых германцев! Когда мы были в меньшинстве!!! Мы же – по-прежнему гладиаторы!!! Разве не так?!
- Верно, Лузий!
- Ты прав, мы по-прежнему с тобой!!! Как и тогда!!! Мы - гладиаторы!!! – поддержали одновременно своего друга Кварт и Шадар. 
И в едином порыве они бросились вслед за Квиетом на бастарнов. Три могучих и прекрасно орудовавших мечами негра, бывшие гладиаторы и одни из лучших тогдашних бойцов Рима, быстро сумели выправить положение. 
Квиет сошёлся с Клондиком. 
Вождь бастарнов сделал ложный замах своей секирой, но Квиет не поддался на эту уловку, затем он увернулся от двух выпадов бастарна, а на третий перехватил его руку и занёс свой меч над Клондиком. Но тут кто-то отбил меч трибуна. Клондик с огромным трудом вырвался из рук Квиета. 
Бастарны из племени пиквинов отступили.
Армии северных племён с ходу не удалось прорваться через перевал Орлиный.
***
Драговит собрал военный совет. На нём присутствовали все вожди союзной армии. И старейшина Градибор, который вызвался участвовать в этом походе, и Клондик, и тоже бастарн Делдон, но уже вождь племени костобоков, и вождь склавинов Божен, и карпский воевода Ратибор.
Драговит спросил:
- Что будем делать, други?
- Предлагаю сделать новое нападение. Но на этот раз ночью… - предложил воевода Ратибор.
Старейшина Градибор, чьи земли непосредственно граничили с перевалом Орлиным, не сдержавшись высказался:
- Ты, наверное, не представляешь, воевода, какие в высокогорье ночи… Ты обитаешь в низине, в долине Данастрия, а здесь, у нас в горах, почти что всегда небо кажется рядом с нами, и звёзды по ночам горят особенно ярко. Мы не сможем незаметно подобраться к римскому укреплению.
Однако старейшина Градибор оказался не прав, потому что подходящая ночь уже наступила на третьи сутки…
***
Действительно, эта ночь выдалась беззвёздной. Удивительно, но всё небо было затянуто тучами. Или скорее каким-то плотным туманом. Он ещё с вечера стал подниматься из близлежащей пропасти.
На этот раз охранять укрепление ночью досталось але Кварта. Он выставил по всему периметру стены посты и примерно через каждых полтора-два часа их обходил и проверял.
При третьем обходе он услышал, как два его воина тихо переговаривались между собой.
Один к другому обратился:
- Гулусса, ты не спишь?
- Да не сплю, не сплю… 
- А мне показалось…
- Тебе показалось. С тобой тут уснёшь, Гала. Тем более скоро должен появиться наш префект, и если он кого-то из нас застанет спящим, то мы получим изрядную взбучку.
- Ла-а-адно, не ворчи, Гулусса. А я вот что хотел… во-о-он, посмотри в ту сторону… Правее…. Ещё правее… Е-ещё-ё…
- Ну и что? Вижу там обычные кусты… Что тут удивительного?
- А не кажется тебе, что они раньше были не так близко к нам расположены?
- Ты что, Гала, в свою поску добавляешь вино?
- Да ничего я не добавляю, - обиделся Гала.
Тут перед обоими дозорными появился Кварт. Оба нумидийца вытянулись перед своим префектом. Кварт произнёс:
- Доложите, что тут у вас?
К Кварту обратился Гала:
- Префект, мне кажется подозрительным то, что перед нашим укреплением появился куст… Во-о-он, тот… - и нумидиец Гала указал на куст, который находился в шагах сорока от частокола. – Ещё пару часов назад он находился в другом месте…
Кварт придирчиво посмотрел на куст и вновь повернулся к Гала:
- Лук и стрелы имеются?
- Есть праща… - отреагировал Гала.
- Давай, сейчас проверим, что это за куст, - произнёс Кварт и принял из рук Гала пращу.
Камень из пращи Квартом был раскручен над головой и запущен ловко и очень точно, и тут же раздался чей-то вскрик.
Кварт всё понял.
- К оружию!!! – тут же закричал он.
- Тревога!
- Трево-о-ога!!! – криками поддержали префекта его воины.
Все ближайшие кусты разом ожили и из-за них выскочили вражеские воины. На этот раз на ночную атаку римских укреплений пошли опять бастарны Клондика и уже карпы Драговита, которых возглавил воевода Ратибор. 
Нападавшие быстро достигли римского укрепления.
Вновь завязалась отчаянная схватка и воины Квиета с трудом от этой ночной атаки отбились.
***
А теперь перенесёмся с одного перевала, расположенного на северо-востоке Дакии, на другой, который находился в противоположной стороне, то есть на юго-западе царства, и который сейчас штурмовали главные силы вторгшейся римской армии во главе с императором Траяном. 
Перевал Бауты (или Боуты, а сейчас он называется Турну-Раше) располагался по среднему течению реки Алутус (нынешний Олт). Ну а эта река, кстати, являлась самым большим левобережным притоком Данувия в пределах Дакии. 
Алутусом его назвали не сами даки, а обитавшие далеко к югу от него греки (его впервые описал ещё «отец истории» Геродот). Алутус имел вполне мужской и своенравный характер. Он зарождался в Юго-Восточных Карпатах, которые тогда назывались Дакийскими горами, и протекал вначале по предгорному плато, на котором и находилась столица даков Сармизегетуса, а также располагались основные города царства и самые населённые и освоенные его земли, затем он втягивался в очень длинное ущелье (в самом узком его месте, называвшемся тогда Бауты), и только потом эта река поворачивала резко на юг, пересекала Южные Карпаты и вырывалась на широкую низменность, которую заселяли родственные дакам геты.
***
Ещё раз подчеркну, что стратегическое значение прохода Бауты для тогдашней Дакии невозможно было переоценить. И всё потому, что в этом проходе довольно просто можно было преградить продвижение любой армии. 
Бауты представлял из себя горловину, или некое бутылочное горлышко, протяжённостью в два десятка римских миль, по которой проходила уже даже не дорога, а извилистая и временами совсем труднодоступная даже для пешего путника тропа, и зажат он был с правой стороны почти что отвесной скалистой вершиной, а слева не менее отвесной и глубокой пропастью, по дну которой перекатываясь по камням с несмолкаемым сердитым шумом стремительно протекал Алитус. Да ещё сейчас этот проход перекрыли стеной и, к тому же, к защищавшим этот проход дакам из отряда Редизона подошли свежие силы в лице опытных воинов-меченосцев, вооружённых страшными ромфеями. 
Траян был в тупике и размышлял, что же ему делать? С ходу, одним броском, ему не удалось завершить эту кампанию. Ему следовало признать, что вторая его война с даками явно затягивалась. 
И тут император услышал какую-то суету. Она возникла поблизости от его шатра. 
Затрепетал полог и к Траяну в шатёр вошёл начальник преторианской стражи. Это был центурион. Кажется, его звали Гаем Зеферинусом. Он снял шлём, отдал честь и сообщил, что в римский лагерь от Децебала прибыл посланец. 
- Кто именно? – спросил император.
- Младший брат Дакийского царя, - ответил Траяну центурион преторианцев.

И действительно, в лагерь римлян от Децебала пожаловал его младший брат. Однако близкого родственника Децебала не сразу допустили до Траяна. Его в начале разместили в верхнем лагере, который располагался ближе всего к позициям даков.
И к нему, и к его людям приставили охрану из преторианцев, выделив для этого целую их центурию. Ту самую, которой командовал Гай Зеферинус. Этот центурион был наполовину дак, и поэтому он неплохо знал язык своей матери и вполне мог заменить при случае переводчика.
Диэг привёз послание, в котором правитель даков извещал, что готов склонить голову и признать над собой власть Рима, и для этого царь даков согласен провести переговоры. Но с одним условием: Децебал предлагал провести эти переговоры у себя в столице, в Сармизегетусе. И также для этого он просил Траяна отправить к нему кого-то из ближайших соратников, который бы имел полномочия для проведения этих переговоров.
В частности, необходимо было договариваться, на каких условиях даки сложат оружие. А ещё и какую им придётся выплачивать контрибуцию. В том числе за уничтожение римских гарнизонов, стоявших прежде в их стране.
Траян тут же по этому поводу в своем шатре собрал штабной совет.
***
Когда все его приближённые собрались, Траян заговорил:
- Царь даков прислал для переговоров своего младшего брата. И я хочу сейчас вас всех спросить: а стоит ли нам втягиваться в предлагаемые Децебалом переговоры? Не является ли это очередной уловкой с его стороны? Один раз я уже доверился ему… Помните, после Первой Дакийской кампании он уже объявлял, что признаёт над собой власть Рима. Он тогда пообещал срыть укрепления Сармизегетусы и всех других главных городов своего царства, а также согласился на выплату ежегодной дани, и на ввод римских гарнизонов в свою страну… И чем это в итоге закончилось? Дань в том размере, о котором мы с ним обговорили, он так и не выплатил, укрепления столицы и других городов не срыл… Ну а враждебные действия против Рима продолжил. И всё закончилось тем, что наши гарнизоны в Дакии были вероломно им перебиты! Так стоит ли после всего этого Децебалу доверять? Что на это скажете?
Мнение приближённых Траяна разделилось примерно поровну, и только голос Гая Кассия Лонгина сыграл на руку той части старших офицеров, состоявшей из проконсулов и легатов, в частности из командующих I Вспомогательного, V Македонского, VII Клавдиевого и ещё четырёх легионов, которая настояла на том, что всё же необходимо выслушать посланника Децебала. Чтобы от него узнать в подробностях, что сейчас собирается предложить Траяну царь даков.
***
Кое-что теперь следует рассказать и о Диэге…
Для него не было в жизни большего авторитета, чем его брат. Диэг искренне восхищался Децебалом. И с самого раннего детства, сколько себя помнил, всегда бегал за будущим царём даков и хотел во всём ему подражать. Но постепенно, взрослея и развиваясь, он менялся, и к годам десяти-одиннадцати Диэг понял, что они хотя и были родными братьями, но совершенно не походили друг на друга. Как внешне, так и внутренне.
Пристрастия у Диэга всё-таки возобладали другие, и он не был подобно Децебалу прежде всего воином и в душе расчётливым политиком. Диэг предпочтение отдавал не политике, а музыке, он любил литературу, особенно греческую, живопись и прочие присущие изнеженным и утончённым римским патрициям занятия, связанные прежде всего с искусством, а вот охота и воинские упражнения его не сильно-то и влекли к себе. Но за то, повзрослев окончательно, он стал полезен брату как искусный и умелый дипломат. И поэтому Децебал всё чаще прибегал к его услугам, когда ему это было необходимо для ведения переговоров.
Вот и сейчас…
Децебал готовился к этому разговору заранее, и когда они с Диэгом остались наедине, он указал ему на кресло напротив себя и произнёс:
- Присядь. Мне нужно с тобой поговорить…
Младший брат подчинился. Децебал же остался стоять.
У царя заметно задвигались желваки. Было видно, что он необычно нервничает.
- Я хочу тебе поручить очень опасное дело… - наконец-то заговорил Децебал. - Но я уверен, что с этим делом сможешь справиться только ты…
- Я готов сделать всё, что ты прикажешь! – откликнулся Диэг.
- Не торопись, - осадил младшего брата царь. - А лучше выслушай меня до конца…
Диэг кивнул головой. Децебал же продолжил:
- Я боюсь, что в этот раз мы не удержим Бауты… И если всё-таки Траян прорвётся через него, то уже вскоре двадцать его легионов появятся под стенами Сармизегетусы… А мы ещё не готовы с ними здесь сразиться. К нам не подошли наши северные союзники, карпы Драговита и бастарны Клондика, да и не все дакийские воины собрались. Зна-а-ачит… нам необходимо любой ценой выиграть время, а для этого… Для этого я и хочу тебя, Диэг, отправить в лагерь…К императору Траяну… - Децебал помолчал, и, наконец, добавил: - Это очень и очень опасно. Но у нас кажется нет другого выхода…
- Я готов выполнить всё, что ты прикажешь! – встрепенулся Диэг.
Децебал тут же охладил пыл брата:
- Не спеши. А выслушай вначале меня… У меня созрел один план, и я надеюсь, что тебе удастся его осуществить… Но для этого… Тебе для этого придётся очень и очень постараться…
***
Диэг уже совсем занервничал, когда пошёл третий день, как он добрался до римских позиций, а его всё не допускали к императору. За это время римляне дважды попытались атаковать укрепления отряда Редизона силами трёх когорт VI Железного и V Македонского легионов, и оба раза это ни к чему не привело. Даки бились отважно и выстояли.
И тогда Траян согласился, наконец-то, принять Диэга.
Когда младший брат Децебала вошёл в императорский шатёр, Траян восседал не на походном троне, как ожидал Диэг, а на лёгком плетёном стульчике египетской работы. Траян был облачён по-походному в обычные доспехи, более приличествующие какому-нибудь префекту конной алы, рядом с ним находились его телохранители преторианцы во главе с всё тем же центурионом Гаем Зеферинусом. А также подле повелителя империи стояли и его ближайшие сподвижники, исполнявшие роль ординарцев: красавчик Гай Кассий Лонгин и племянник Траяна Публий Элий Адриан.
Диэг приветствовал императора сдержано, но с почтением. Траян ответил едва заметным кивком головы.
- Я тебя готов выслушать…- произнёс Марк Ульпий Траян.
Диэг попытался заговорить по латыни, но Траян поднял ладонь и оборвал дака:
- Не мучайся, а говори на своём языке! У меня есть свой переводчик, – и император взглядом указал на центуриона Зеферинуса.
Диэг продолжил уже на своём родном языке:
- Великий государь, мой царь хочет с тобой мира!
Услышав это, Траян не сдержался и пренебрежительно хмыкнул. Впрочем, Диэг не повёл и бровью.
- Мой царь готов тебе в залог будущего мира… выдать заложников, тех, на кого ты укажешь пальцем, а также он готов тебе выплатить назначенную тобой контрибуцию… Золотом из своей казны. И обязуется признать тебя своим… - Диэг запнулся на этом месте, но тут же поправился и продолжил,- он даже признает тебя своим господином.
- Господином?
- Да!
- А он готов разоружить всю свою армию?
- Готов…
Траян недоверчиво покачал головой. Затем он прямо и демонстративно впился взглядом в Диэга. Младший брат Дакийского царя не отвёл глаз.
Траян между тем продолжил:
- И он готов идти перед моей колесницей во время моего триумфа в Риме, и согласен выступить в сенате с покаянием перед римским народом за всё им совершённое?
- Да, он и на это согласится…
Траян задумался. Он очень долго молчал и напряжённо размышлял. Наконец, император встал и вновь обратился к младшему брату Дакийского царя:
- Ну… ну-у-у, хорошо… Я согласен все условия обсудить…
- Тогда следует отправить кого-то из твоего ближайшего окружения для ведения переговоров, Великий государь, - произнёс Диэг.
- И кого же отправить? – переспросил Траян.
- Мо-о-ожет… может его? – и Диэг указал взглядом на сына двоюродной сестры Марка Ульпия Траяна, на Публия Элия Адриана.
- Я согласен! – не моргнув и глазом, выступил из-за спины императора его племянник, сын Паулины, который был к тому же женат на Вибии Сабине внучатой племянницы повелителя империи и уже многие в его сторону кивали головами и шептались, что мол именно он скорее всего и станет преемником Божественного.
- Я…я-я подумаю…- не сразу ответил Диэгу Траян.
Младший брат Децебала невольно от волнения сглотнул воздух и чуть дрогнувшим голосом добавил, как они и уговорились заранее с царём:
- А пока твой двоюродный племянник, Великий государь, будет вести переговоры в Сармизегетусе, я… я готов находиться при тебе… в качестве заложника. И для того, чтобы с головы Публия Адриана не упал ни один волос.
Траян жестом показал, что младший брат Децебала может покинуть императорский шатёр.
Когда Диэг вышел, Траян обратился к своим приближённым:
- Ну что скажите?
Первым заговорил Адриан:
- А что, может и впрямь мне отправиться на переговоры в Сармизегетусу?
Траян вновь уселся на свой переносной стульчик и забарабанил пальцами по его подлокотникам. У него от напряжения даже выступили резкие складки на переносице и вдоль лба.
Траян произнёс:
- Что-то не очень мне нравится это предложение… Подвергать тебя опасности, Адриан? Тебе при-и-идётся ведь…
- А что если я отправлюсь в Сармизегетусу, Божественный? – неожиданно, нарушив установленные правила придворного этикета, прервал императора на полу слове красавчик Гай Кассий Лонгин.
- Ты-ы-ы?! – Траян удивлённо перевёл взгляд на своего другого любимца и тоже ординарца.
- Ну, да! Зачем же подвергать опасности твоего двоюродного племянника? Я готов встретиться с царём даков.
Траян хотя и не сразу, но всё-таки с предложением красавчика Гая Кассия Лонгина согласился, и уже на следующий день тот в сопровождении двадцати воинов отправился в Дакийскую столицу.
Чтобы провести переговоры с Децебалом.

Купец, разведчик и по характеру своему отъявленный авантюрист, Эмилий Павел уже на третий день по возвращению в свой дом, заскучал.  Ничего не радовало его в нём. А ведь этот дом располагался в уютном уголке Халкедона и сам по себе был выстроен со вкусом и на него потрачено было не мало средств.
Обычно летом Павел предпочитал спать не в опочивальне внутри дома, а в своём тенистом и ухоженном саду. Если погода была ясная, то ему устанавливали широкое ложе под его любимым развесистым платаном. Вот и сейчас он проснулся от того, что солнечный лучик скользнул по его лицу.  
Эмилий Павел широко зевнул и огляделся. На его груди лежала чья-то рука. Тонкая и изящная. Явно женская. Павел убрал её с груди и приподнялся на локтях. Рядом с ним лежала одна из его наложниц, юная каппадокийка, которой ещё не исполнилось и пятнадцати лет. Она, как и все её сородичи, была жгучей брюнеткой, и её густые и слегка волнистые длинные волосы разметались по ложу.
Павел вспомнил, что вчера он решил именно с ней разделить ночь. И что из этого вышло? А то, что эта ночь у них оказалась чрезвычайно бурной, и наложница-каппадокийка не раз доводила его до иступлённого состояния, и сейчас он был просто опустошён. 
Сразу по возвращению в Халкедон он устроил со своими друзьями симпосиум, а по-простецки говоря обычную попойку, на которую были приглашены и местные гетеры. Отдохнули и развлеклись они на славу. Ну а вот на следующий день он от этого симпосиума отходил. 
Затем он захотел устроить для себя новое развлечение. Уже не приглашая никого.
Он провёл всю следующую ночь сразу с тремя своими «козочками», то есть с наложницами, которых не видел несколько месяцев, пока плавал на север к варварам. 
Его всю ночь напролёт развлекали по очереди совсем юная каппадокийка, и чуть постарше фракийка и армянка. И получается, что вторую ночь дома он опять не сомкнул глаз. Так что на третьи сутки Эмилий Павел был едва-едва живой.
Но даже после этого несколько затянувшегося и совершенно разнузданного загула из его головы не выходил образ дочери верховного вождя роксоланов. 
Дочь Фарзона запала Эмилию Павлу в душу. Он действительно влюбился в неё. Кажется, как какой-то мальчишка. И ни вино, ни разнузданные ночи с наложницами и искусными гетерами, не могли хоть как-то заглушить это чувство. 
Образ прекрасной Савлеи не выходил из головы Эмилия Павла.
А через полторы недели Эмилий Павел получил извещение, что его к себе затребовал наместник Вифинии, проконсул Варен Руф. 
И на следующий день Эмилий Павел вынужденно вновь оставил свой дом в Халкедоне и отправился в столицу Вифинии город Никомедию. 
*** 
Варен Руф, как обычно, выглядел неважно и болезненно. «Совсем разваливается старик,» - подумал про себя с некоторым злорадством купец и по совместительству разведчик Эмилий Павел.
Варен Руф заговорил:
- Мне стало известно, что роксоланы передумали нападать на князя Драговита и его карпов…
- Этого не может быть! – глаза у купца от удивления расширились, и он не смог скрыть недоумения.
Варен Руф в ответ изобразил на измождённом и морщинистом лице подобие язвительной улыбки:
- Однако это так! Призываю в свидетели Юпитера и остальных Олимпийцев! 
- Но я же прекрасно знаю Фарзона! – попытался возразить проконсулу Вифинии Эмилий Павел. – Я знаю его давно! И я видел, как загорелись его глаза, когда ему пообещал восемьсот тысяч ауреусов. И потом, он же мне поклялся…Он даже на Тамасидаву послал воинов!
- Значит клятва его ничего не стоит… - вновь усмехнулся проконсул. – Он же – варвар! А я всегда говорил и буду говорить: варварам нет веры! Ни в чём!
Эмилий Павел был уже совсем обескуражен. А Варен Руф тем временем продолжил:
- И теперь уже известно стало, почему Фарзон, предводитель роксоланов, не выполнил своё обещание… 
- Почему? – переспросил упавшим голосом Павел.
- Его дочь вышла замуж за старшего сына и наследника князя карпов, - ответил Руф.
Эта новость окончательно добила Павла. Он несколько минут ничего не мог сказать. 
Варен Руф недовольно переспросил:
- Ну-у-у, что ты молчишь? Что скажешь теперь? Поручение Божественного Траяна ты так и не выполнил!
Эмилий Павел собрался с силами и произнёс:
- Ничего ещё не потеряно. Я думаю, что ещё всё можно исправить…
- И каким же образом? – недоверчиво усмехнулся Варен Руф.
Эмилий Павел лихорадочно размышлял и, наконец-то, озвучил своё предложение:
- Мне следует немедленно направиться в ставку Фарзона! Но не с пустыми руками… На этот раз я должен иметь под рукой… миллион золотых ауреусов!
Услышав это, проконсул Руф даже привстал со своего места. Его лицо исказилось. Но не замечая этого, Эмилий Павел продолжил:
- Я ещё постараюсь всё исправить, проконсул!
Проконсул Варен Руф тяжело вздохнул и жестом костлявой и постоянно дрожавшей руки дал понять, что он согласен выдать требуемую фантастическую сумму, ну и что аудиенция закончена.
***
Сборы Эмилия Павла были не долги, и вскоре он вновь направился к северному побережью Понта Эвксинского, туда, где располагалась ставка верховного вождя кочевников-роксоланов.
Море благоприятствовало плаванью, и Эмилий Павел без особых приключений добрался до устья Борисфена, в нижнем течении которого и располагалась главная ставка роксоланского племенного союза.
Триремы подошли к причалу. Но только с одной из них, с передовой, над которой развевался флаг с имперским гербом, сбросили трап. 
Эмилий Павел сошёл по трапу первым.
***
Фарзон удивился неожиданному появлению в его ставке римского купца и разведчика Эмилия Павла, но вскоре ему уже всё стало понятно. 
Павел на этот раз приплыл на двух триремах, и просто завалил верховного вождя подарками. Тут были и золотая посуда, и драгоценные камни, и различные перстни, и искусно сделанные римскими и греческими ювелирами ожерелья, и очень дорогие парфянские ковры. Однако больше всего вождя роксоланов поразили доспехи, выполненные из чистого золота. На них ушло не меньше четверти таланта благородного металла. Впрочем, после того, как Павел все эти дары вручил, он заговорщически заметил:
- Великий вождь, предводитель всех сарматских племён, от Данувия и до реки Ра и Гирканского моря (это было, конечно же, явное преувеличение, потому что восточной границей роксоланов являлся Танаис, однако Павел сейчас Фарзону откровенно льстил), это не всё, что ты от моего повелителя, Божественного Марка Ульпия Траяна, сейчас получишь… Я ещё кое-что привёз… Но это я оставил пока в Ольвии…
Услышав всё сказанное, Фарзон напрягся. Его явно заинтриговали последние слова римского купца. 
По лицу Фарзона было видно, что вождь воинственных кочевников пытался предугадать, что же ещё ему может вручить ушлый римлянин. Ну а что римляне потребуют за все эти необыкновенно щедрые дары, не сложно было догадаться.
- И что же в Ольвии ты оставил?.. – переспросил Фарзон.
Эмилий Павел не стал затягивать с ответом:
- В Ольвии тебя дожидаются золотые ауреусы…
Фарзон не вытерпел и переспросил:
- Сколько?
- Ми-илли-ион.
Услышав эту цифру, верховный вождь роксоланов сглотнул от волнения слюну. Он встал, нет, даже не встал, а соскочил с трона, прошёлся по шатру, обошёл его на два раза, затем вернулся и присел уже не на трон, а на ковёр, совсем рядом с купцом, и после этого вкрадчиво и тихо спросил:
- Ну а что император Траян хочет?
- Что он хочет? Да всё того же… - ответил верховному вождю Павел.
- Мда-а-а…- Фарзон погладил свою бороду. – Но ты же знаешь, наверное, Павел, что я породнился с князем карпов. И моя дочь сейчас находится в Тамасидаве… Она же стала женой старшего сына карпского князя.
- Я это знаю… - кивнул головой римлянин. – Впрочем, выбор за тобой. Я предложил… А ты – решай! – безапелляционно ответил Эмилий Павел.
***
Драговит с основной частью воев и дружиной ушёл в сторону земли рода Бужан. Он должен был пройти через перевал Орлиный и соединится с Децебалом, и уже с ним вместе сразиться с легионами Траяна под стенами Сармизегетусы, а здесь, в Тамасидаве, князь оставил за себя старшего сына.
Воиславу было поручено охранять рубежи карпского племенного союза, и помимо этого ещё присматривать за действиями Хвалимира и его приспешников и дружков. Этот интриган всё время плёл какие-то козни против князя, да ещё как выяснилось, он даже уже завязал отношения не только с кочевниками роксоланами, но и с Южной империей. Хвалимир был коварный и достаточно опасный тип, однако просто так к нему не подступиться и его не сковырнуть, а всё потому, что это немедленно бы вызвало раскол среди карпов. У старейшины рода Дулёб хватало тех, кто его рьяно поддерживал. Так что за этим Хвалимиром постоянно необходимо было следить и держать с ним ухо востро.
Но пока что всё вроде бы было более-менее спокойно. 
И тут в Тамасидаву заявился брат Савлеи, старший сын верховного вождя роксоланов, как всегда заносчивый и самоуверенный Тагасий. Он сразу же захотел встретиться с сестрой.
Савлея сидела у очага на их с Воиславом половине княжеских палат, когда заявился её брат.
Тагасий подошёл к сестре, склонился над ней и поцеловал её в щёку. Необычно ласково и нежно.
- А ты что одна? – спросил он сестру. – Где твой ненаглядный?
- Он объезжает северную землю, не знаю точно, что там произошло, но вроде как к нему прибыли оттуда люди и пожаловались на своих соседей. Какая-та меж них ссора разгорелась, и муж направился рассудить кто из них прав, а кого и следует наказать.
- И когда твой Воислав вернётся?
- Ну я не знаю, - пожала плечами Савлея. - Обещал через пару недель, может раньше… А ты с чем пожаловал?
Тагасий демонстративно вздохнул, сделал печальное лицо и произнёс:
- А у меня не важные вести…
- Что-то с отцом?! – встрепенулась Савлея. – Говори!
- Да… - и Тагасий на лице изобразил ещё большую печаль.
- Ну что ты медлишь?! Что тянешь?! Говори, что произошло?! – выпалила девушка.
Тагасий вновь вздохнул и произнёс:
- Отец в тяжёлом состоянии… Не знаю, что теперь с ним будет. Он упал неудачно с коня… Это всё случилось на охоте. Конь отца оступился…