Зовут меня Барташ Вадим. Так сложилось, что я в одном лице редактор, журналист и издатель еженедельника, но с самого детства увлекаюсь литературой и ещё больше историей. История стала главным увлечением в моей жизни.
   Мне хочется вкратце рассказать о произведении, которое здесь представлено на суд читателя.
   Исторический роман-трилогия «Врата бога» состоит из трёх книг: «Под сенью Ашшура», «Ашшур в гневе» и «Закат Ашшура». Этот роман рассказывает о последнем периоде существования Ассирийской империи, о наивысшем её расцвете и стремительном крахе.
   Почему я проявил интерес к Ассирии? Ответ на этот вопрос достаточно прост. Ассирия – это было особое государство. Как утверждают маститые учёные, оно было создано едва ли не самым древним из ныне существующих на Земле народов. И оно совершенно не походило на древневосточные державы того времени. В пору своего расцвета оно охватывало практически весь Ближний Восток, и историки его считают самой первой полноценной империей, однако об этом как-то подзабывается. Замечу, что многие достижения ассирийского народа, создавшего это государство, затем были переняты персидской, греческой и римской цивилизациями. Вот только перечень некоторых заимствований: разбивка года на двенадцать месяцев, а недели на семь дней, почтовая служба, обустроенные и вымощенные камнем дороги, капитальные мосты, доставлявшие воду с гор акведуки, метательные машины, профессиональная армия, в состав которой входили сапёрные части, а также абсолютистская монархия, и многое-многое другое. Всё это пришло из Ассирии.
   Ассирийская империя оставила глубочайший след во всей человеческой цивилизации. И об этом следует знать.
   Теперь скажу кое-что о самом романе.
   Он многоплановый. В нём десятки героев. И большая их часть – реальные исторические личности. Ашшурбанапал, царица-мать Накия, учёный Набуахиариба (между прочим, его считают первым из учёных древности, который смело заявил о своих атеистических воззрениях), правитель Вавилона и сводный брат Великого царя Шамаш-шум-укин, дерзнувший восстать против сюзерена, возглавлявший Элам жестокий самодур Теуман и изворотливый и беспринципный Псамметих I, и ещё много других героев, которые упоминаются в древних хрониках. Там же встречаются и персонажи второго и третьего плана из этого романа. А ещё в этих хрониках достаточно подробно отражены и основные события о которых пойдёт речь.
   Описываемая в романе эпоха- а это почти весь VII век до новой эры- отмечена не только восстаниями и войнами, но она стала и переломной. Эта эпоха подвела жирную черту под историей Древнего Востока, когда со сцены сошли народы, прежде на протяжении веков привыкшие исполнять главные роли (это были ассирийцы и отчасти эламиты) или вскоре потерявшие привычное влияние (египтяне), и на авансцену вышли совершенно новые персонажи, ставшие определять дальнейшее развитие нашей цивилизации.
   Вначале среди новых гегемонов засветились скифы, затем мидийцы, ну а за ними пришли персы, которых спустя пару веков с пьедестала согнали греки.
   Приятного прочтения.

   Шёл тринадцатый год правления Ашшурбанапала. Великий царь только что отметил своё тридцатилетие. Он был в самом расцвете сил. Империя его находилась по-прежнему на высоте, но тучи над ней сгущались. От Ассирии откололся Египет. Во главе него, объявив себя основателем новой династии фараонов, встал сын Саиского номарха. Хотя то, что так всё обернётся, никто и не мог предвидеть, ведь ливийский князь, владевший Саисом и ещё несколькими близлежащими городами в Дельте, всегда считался верным вассалом. И даже когда в Нижний Египет в очередной раз вторгся кушитский правитель Танутамон, Нехо выступил против него, но был разбит и погиб.
   Кушитам поначалу улыбнулась удача…
   Танутамон подошёл к крупнейшему городу Нижнего Египта и осадил в нём ассирийский гарнизон, но Мемфис долго защищался и лишь на пятый месяц осады пал. Сын Нехо I бежал в Ассирию и его благосклонно приняли при Ниневийском дворе. Два с половиной года Псамметих находился в эмиграции, он настолько освоился в империи, что даже взял в жёны одну из знатных ассириек и принял ассирийское имя, но то, что его рано или поздно пошлют на отвоевание у кушитов Египта, он предвидел. И вот, после почти трёхлетнего хозяйничания кушитов в долине Нила, в Египте начались волнения, и Ашшурбанапал счёл удобным момент выступления против южных варваров. Тем более восстания в Тире, Арваде и других городах Финикии были подавлены.
   Во главе семидесятитысячной ассирийской армии Великий царь поставил туртана Набушарусура, а его правой рукой назначили Псамметиха, который возглавил несколько тысяч египетских беженцев.
   Ассирийцы разбили кушитов в трёх сражениях и выгнали их из дельты Нила.
* * *
   Вначале Ашшурбанапал разделил власть над Нижним Египтом между восемью номархами, но столица провинции досталась Псамметиху, а когда через пару лет тот принял самое активное участие в изгнании Танутамона уже и из Верхнего Египта, то Ашшурбанапал объявил сына Саиского номарха наместником над всей страной. И этим совершил ошибку. Великому царю нельзя было полностью доверяться, как он считал своему другу Псамметиху.
   Сосредоточив в своих руках всю полноту власти над многомиллионным Египтом, тот вскоре воспользовался затруднениями, которые возникли у империи на её северных границах, и провозгласил себя фараоном.
* * *
   Не меньше головной боли создавал и Элам.
   Какое-то время у Ашшурбанапала с ним были неплохие отношения. Когда в этой обширной стране, располагавшейся на юге Иранского нагорья, наступила небывалая засуха, по совету своего наставника, учёного Набуахиарибы, Великий царь предоставил из государственных запасов много зерна населению соседнего царства и даже дал кров нескольким десяткам тысяч эламских беженцев, которые покинули свои селения, спасаясь от голодной смерти. Эти эламиты жили в империи до тех пор, пока в их стране не созрел хороший урожай, после чего они вернулись на родину.
   Казалось бы, этот благородный жест должен был по достоинству оценить тогдашний правитель Элама.
   И он его оценил…
   Уртаки вернул Ассирии статуи аккадских богов, вывезенных прежними эламскими царями и которые в течение долгого времени в качестве «пленых» находились у эламитов, но… Потепление в отношениях между двумя вечно враждовавшими государствами не было продолжительным. Уже на четвёртый год правления Ашшурбанапала царь Элама поддержал правителя одного из сильнейших арамейских княжеств на юге Вавилонии, Бел-Икеша, и князя халдейского Приморья Набу-шум-эреша, и совместно с ними подошёл к Вавилону, где сидел наместником сводный брат Великого царя.
   Ашшурбанапал без промедления двинул в Вавилонию пять отборных корпусов. Узнав об этом, Уртаки и мятежные князья сняли осаду Вавилона и бросились наутёк к границе Элама.
   Ассирийцы догнали их у самых пограничных столбов и нанесли этой враждебной коалиции жестокое поражение.
   После этого перепуганный Уртаки уже несколько раз присылал послов, чтобы хоть как-то урегулировать свои отношения с Ашшурбанапалом и предотвратить возможное вторжение ассирийцев. Великому царю доложили, что вновь прибыли люди от правителя соседней страны.
   – Ну, так и быть, я на этот раз их, наверное, приму… – многозначительно произнёс Ашшурбанапал. – Но послы Уртаки удостоятся особой чести…
* * *
   Одной из главных забав у ассирийской знати являлась охота. Однако охота не на кабанов или на диких ослов, а на львов. И это отражалось на дворцовых фресках.
   Тогда львы водились в Северной Месопотамии и даже попадались в окрестностях ассирийских городов, но больше всего их встречалось в поймах рек и в Сирийской степи. Впрочем, их количество неуклонно сокращалось, и со второй половины VIII века до новой эры их начали разводить в питомниках, которые имелись в окрестностях Ниневии и Кальхи.
   Обычно ассирийская знать и сами цари охотились на львов, находясь в колесницах или на конях, и расстреливали этих хищников из луков или поражали их из дротиков. Это была не просто забава, а настоящее азартное состязание, и тут было важно с меньшего количества выстрелов убить хищника. Затем шкуры поверженных хищных кошек выставлялись на показ хозяином дома в качестве трофеев. Особенно, судя по ассирийским анналам, прославились в этой весьма опасной забаве такие цари, как Синаххериб и Ашшурнацирапал.
   Нынешний Великий царь с некоторого времени тоже увлёкся подобной забавой, и иногда в одном из закрытых дворов Северного дворца для него выпускали из клеток взрослых хищников, и он расстреливал их из лука, находясь, правда, в безопасности. Затем эти подвиги отображались придворными художниками.
   Вот эту забаву ассирийской знати Ашшурбанапал и решил продемонстрировать только что прибывшим от Уртаки послам, но прежде он вызвал к себе некоего Бел-Ибни.
* * *
   Ашшурбанапал обратил внимание на него совсем недавно, и произошло это совсем не случайно, так как этот Бел-ибни ему показался полезным. И вот что необходимо о нём рассказать…
   Бел-ибни являлся халдеем, и с виду он был очень необычным. Прежде всего потому, что он был гигант. Он одним своим видом вызывал трепет, так как возвышался почти на три головы над самыми высокими мужчинами того времени, и если средний рост тогдашних ассирийцев или тех же эламитов не превышал два с половиной царских локтя (примерно 165 сантиметров), то рост Бел-Ибни был в полтора раза выше (и достигал 245 сантиметров)! А ещё этот халдей обладал неимоверной силищей. До недавнего времени он являлся всего лишь младшим офицером гвардейцев, но на него положила глаз сестра Ашшурбанапала, бедовая и очень распутная деваха, которую звали Шерруа-этеррит.
   Обрадовало ли Бел-ибни внимание со стороны принцессы из семейства Саргонидов?
   А вот тут однозначно нельзя сказать.
   Разумеется, породниться с ассирийским царским домом для любого - это честь, причём огромная честь, однако о сестре Великого царя распространялась слава, как об одной из самых гулящих девок при дворе. Теперь она надумала угомониться и, позарившись на неимоверную силу гиганта, сделала его своим любовником и уже собиралась выйти за него даже замуж, но для этого Бел-Ибни следовало возвысить. Ашшурбанапал возвёл его в генеральское звание, впрочем, Шерруа-этеррит этого показалось недостаточно, и она потребовала для будущего мужа нечто большее.
   Бел-ибни являлся смелым и решительным воином, хотя какой из него выйдет администратор, Ашшурбанапал всё-таки не мог ещё предполагать.
   Гигант появился в приёмном покое, приблизился к трону и преклонил колено перед Великим царём. Даже в таком положении он был не ниже Ашшурбанапала. Один его вид мог вызвать оцепенение и дрожь.
   – Вызывал, государь?
   Ашшурбанапал кивнул головой.
   Гигант поднялся и приложил ладонь к могучей груди.
   – Я жду распоряжений! Одно твоё слово! 
   Ашшурбанапал оценивающе окинул взглядом фигуру гиганта и произнёс:
   – Тебе известно, что в Ниневию прибыло четвёртое за полгода посольство от эламитов?
   – Да!
   – Уртаки меня уже своими посольствами осаждает, но на этот раз я его посольство решил принять. Однако прежде…
   – Я слушаю, государь!
   – Прежде… я устрою для прибывшего эламского посла забаву – львиную охоту. И ты мне понадобишься на ней… Если ты сделаешь то, что я задумал, то получишь в награду руку моей сестры и в придачу Ур. Ты понял меня?
   – Понял, государь.
   – Я позволю тебе жениться на принцессе!
   – Я выполню всё, что ты мне прикажешь! – ответил гигант.
   Когда Бел-Ибни удалился, Ашшурбанапал соизволил пригласить посла.
* * *
   Посольство эламского царя возглавлял князь Тахрах, племянник Уртаки.
   Тахрах был младшим сыном вдовы предыдущего царя Элама. Его матерью являлась Шильках. Она чем-то походила на бабку Ашшурбанапала. Если спросите, чем же она походила, то на это я с ходу отвечу: не только характером, но даже и внешне. Она была, так же, как и Накия-старшая, в возрасте, но несмотря на это по-прежнему выглядела очень моложаво, и энергии ей было не занимать. А ещё благодаря её железной хватке ей удалось сохранить за старшим сыном Теуманом Сузы, а царская ставка располагалась теперь в менее привлекательной и более удалённой Мадакте.
   – Как здоровье моего брата? – спросил Ашшурбанапал князя Тахраха, когда тот, склонившись, почтительно поприветствовал Великого царя.
   – Хумбан, Иншишунак, Пинекир и прочие боги эламской страны оберегают здоровье моего государя, Великий царь! Я хотел бы от имени своего повелителя преподнести тебе дары. Можно их внесут?
   – Успеется! – поднял руку Ашшурбанапал. – Сейчас не официальный приём, так что сделать это можно и позже. А сейчас… я хочу тебе сказать, что завтра устрою в честь эламского посольства охоту… Причём это будет особенная охота! Я надеюсь, ты любишь эту забаву, князь?
   – Как и все эламиты! – подтвердил Тахрах.
   Посол приложил руку к сердцу и поклонился Ашшурбанапалу, ну а тот продолжил:
   – Я покажу тебе, князь, и твоим людям, львиную охоту…
   – О-о! Превосходно!
   – В моём дворце!
   Ашшурбанапал знал на чём сыграть.
   Тахрах, как и его старший брат Теуман, постоянно испытывал давление со стороны волевой и слишком энергичной матери, до сих пор старавшейся руководить каждым их шагом, и поэтому, при первой же возможности он пытался доказать и себе и окружающим, что стал уже взрослым мужчиной и созрел до того, что вполне может проявлять самостоятельность.
   Ашшурбанапал был почти уверен, что Тахрах обязательно клюнет на заброшенную для него наживку…
   И так оно и случилось.
* * *
   Ещё по утру из вольера выпустили в один из закрытых дворов Северного дворца двух молодых львов и взрослую львицу. Эламские послы и придворные расселись в креслах на террасе и смотрели с безопасной высоты на то, как раздражённые львы прогуливались по арене. Ну а эти хищники уже возбудились, и постоянно рыча, оскаливали морды и показывали всем свои грозные клыки.
   – А где Великий царь? – спросил Тахрах приставленного к нему ассирийского чиновника. Тот почтительно заулыбался и многозначительно произнёс:
   – Великий царь скоро появится.
   – Он задерживается?
   – Немного наберись терпения, князь, и ты его увидишь.
   И действительно, Ашшурбанапал через несколько минут появился. Но появился он не на безопасной трибуне, как этого все в эламском посольстве ожидали, а внизу, во дворе, по которому разгуливали грозные и сейчас изголодавшиеся хищники. Великого царя сопровождали два воина с обнажёнными мечами, и ещё один гвардеец держал на всякий случай пару дротикрв.
   Ашшурбанапал посмотрел вверх и поприветствовал зрителей.
   Все дружно встали и зааплодировали повелителю империи.
   – Это точно Великий царь? – переспросил князь у приставленного к нему ассирийца. – Не двойник его?
   – Это он! Не сомневайся, уважаемый! Это и есть Ашшурбанапал!
   – Тогда я не верю глазам своим!
   – Они тебя не обманывают, – усмехнулся ассирийский чиновник. – В последнее время наш государь пристрастился к львиной охоте. Эта забава, хотя и довольно-таки опасная, но издавна любима ассирийскими владыками. Дед нашего Великого царя, Синаххериб, на таких вот охотах добыл тысячу двести шкур, а однажды он даже был ранен напавшей на него львицей и едва не погиб.
   Ашшурбанапалу поднесли лук и стрелы, и он, встав к импровизированному барьеру, подёргал пару раз тетиву, проверяя её, и начал стрелять.
   Вначале он метко поразил двух молодых самцов, убив одного со второго выстрела, а другого с третьего, а когда на него напала львица, выхватил из рук гвардейца копьё, оттолкнув воина, который попытался его прикрыть своей грудью, и поразил прыгнувшую на него с грозным рыком львицу. Если бы в этот момент Ашшурбанапал промахнулся или у него дрогнула бы рука, то львица могла бы его растерзать. Но, поражённая копьём, она захрипела, упала на песок и стала обливаться кровью.
   Зрители соскочили со своих мест и неистово зааплодировали.
   Один из гвардейцев подошёл к смертельно раненной львице и добил её.
   – Ваш государь – несомненно, отважный человек! – с восхищением воскликнул князь Тахрах.
   Но, как оказалось, это было только началом представления…
   Самое интересное ещё всех ожидало впереди.
* * *
   Ашшурбанапал переоделся и через некоторое время появился на трибуне.
   – Я потрясён до глубины души, Великий царь! – воскликнул эламский посол, когда к нему подошёл повелитель империи. – Я никогда не видел, чтобы цари лично участвовали в поединках с такими грозными хищниками!
   – О-о! Это ещё не всё! – усмехнулся немного запыхавшийся Ашшурбанапал. Раб ему поднёс кубок вина, Ашшурбанапал его выпил одним залпом, а затем продолжил – Вот сейчас, после небольшого перерыва, будет вторая часть представления. И она тебя, князь, уж совсем должна удивить.
   – Я в предвкушении, Великий государь. И что я увижу?
   – Терпение, – Ашшурбанапал с прищуром посмотрел на посла и произнёс – Предлагаю перед этим представлением заключить между нами пари.
   – Пари?
   – Да, пари!
   – Какое?
   – Во дворе появится мой человек, и он сразится с двумя львицами. Причём, он будет с ними сражаться безоружным. И его никто не будет прикрывать.
   – Я не ослышался? Ты не шутишь, Великий государь?
   – Нисколько! Повторяю, мой человек вступит в схватку с львицами и будет с ними биться голыми руками. Один на один! Вернее, один против сразу двух львиц! Которые между прочим будут здоровые и намеренно не накормленные.
   У князя расширились глаза и брови поползли вверх.
   – Безоружный человек сразится сразу с двумя львицами?! Одновременно?!
   – Одновременно!
   – О, великий Хумбан и всемогущая богиня Пинекир! Они же его не пощадят! Они его разорвут на части! Такое мне невозможно представить!
   – И всё же… Князь, ты готов заключить пари? – переспросил эламского посла Ашшурбанапал, уже начавший терять терпение.
   – Какие будут его условия? – наконец сдался посол.
   – Если мой человек не справится с львицами, я одарю тебя, князь, золотом. Ты его получишь столько, сколько весишь сам.
   – Ну, а если… А е-если я вдруг проиграю? Хотя в это и очень трудно поверить…
   – Сейчас я от тебя ничего не потребую. Но когда мне это понадобится… то ты выполнишь любое моё пожелание! Ну, так что? Ты готов, князь, заключить пари?
   После достаточно долгой заминки и некоторых колебаний Тахрах, младший сын Шильках и племянник нынешнего эламского правителя Уртаки, кивнул головой.
   И вскоре после этого на арене появился великан.
   В этом великане зрители узнали Бел-ибни. Он был обнажён, и прикрывала его только набедренная повязка.
* * *
   – Кто это?! – переспросил Тахрах у севшего рядом с ним Великого царя.
   Тот с улыбкой на лице ответил:
   – Это халдей, и он мой слуга.
   – А как его зовут?
   – Его зовут Бел-ибни. И надеюсь, что это будущий наместник Ура…
   Поражённый эламит не удержался и покачал головой. Он ещё не видел таких громадных людей. Это была настоящая глыба, целая гора, состоявшая сплошь из мускулов.
   Вскоре на арене появились две крупные львицы, и представление, захватившее всех зрителей, началось.
* * *
   Львицы не стали кружиться и медлить, а сразу же набросились на великана-халдея. На его везенье, одна из них опередила напарницу, и халдей страшным ударом отбросил её в сторону, а когда на него накинулась вторая, он отскочил, сделал ловкий захват сбоку и прижав нападавшую хищницу к земле, свернул ей мгновенно шею. Впрочем, эта львица успела перед смертью нанести великану несколько ран.
   Великан-халдей поднялся, лицо его было бледное, он пошатывался, но всё же устоял на ногах. Он ждал, когда придёт в себя первая хищница, ненадолго потерявшая от его страшного удара сознание. А трибуны в это время ревели от неописуемого восторга. Но вот эта львица очнулась. Халдей бесстрашно подошёл к ней.
   Львица вновь попыталась напасть на великана, и при этом она ему едва не вырвала кусок мяса из груди, глубоко поранив Бел-ибни своими когтями. Однако он сумел разорвать ей пасть.
   Все уже стоя рукоплескали Бел-ибни, и Тахрах, никогда не видевший ничего подобного, выражал восхищение громче всех.
   – Ну что, князь? – Ашшурбанапал посмотрел на Тахраха.
   – Я проиграл пари, Великий государь,  – произнёс младший сын Шильках. – И вынужден исполнить любое твоё желание.
   – Придёт час, и я сообщу тебе о нём! – загадочно произнёс Ашшурбанапал.
* * *
   Не прошло и трёх месяцев после той памятной львиной охоты, которая была проведена во дворе Северного дворца в Ниневии, как эламский правитель Уртаки и скрывавшиеся при его дворе Бел-Икеш и князь Приморья, халдей Набу-шум-эреш, один за другим занедужили и после этого дружно задумали покинуть этот мир и спустились в царство теней. Все поговаривали, что их смерти как-то странно совпали, а кое-кто начал высказывать и предположения, что их могли отравить.
   Но кто бы это мог сделать? Виновного людская молва так и не определила.
   Ну а кто им был, об этом знал наверняка тогда всего лишь один человек…Но по этому поводу Ашшурбанапал лишь многозначительно улыбался.
   Шильках возвела на трон Элама своего старшего сына, а князь Тахрах, её младший сын, поехал во вторую столицу Элама Мадакту, где и вступил в должность тамошнего наместника.

Старшей дочерью Асархаддона, отца нынешнего Великого царя, являлась Шерруа-этеррит. Я о ней упоминал уже в первой главе. Ну что ещё о ней сказать? О-о! Ну это была ещё та штучка! Это был сущий позор всего рода Саргонидов! Если сказать, что нрав у этой девицы был скверный, то это ничего про него не сказать. Она с малых лет никого не слушала, считалась сорви головой и привыкла получать всё, что ей захочется, но в случае если её желание не исполнялось, то наступала буря.
   Вздорная, привыкшая к истерикам по любому поводу, а то зачастую и без повода, она всегда вела себя вызывающе и нарушала все рамки приличия. С ней при дворе никто не мог совладать. И никто c ней не хотел связываться.
   Но хуже всего было то, что она ещё и рано пристрастилась к разгульному образу жизни.
***
   Уже в двенадцать лет она впервые пригубила вино, в пятнадцать начала постоянно выпивать, ну а спустя года полтора и вовсе стала пить в немеряных дозах, и постепенно у неё начали случаться запои, и когда это происходило, то она уже ничего не соображала и пускалась во все тяжкие.    
  Вначале в её сети попадались некоторые придворные, затем она закрутила шашни кое с кем из гвардейцев, ну а после докатилась даже до черни, до самых низов: до портовых грузчиков и даже до рабов. 
  Любовников у неё набиралась тьма. Она их меняла постоянно, и дурная слава об этой принцессе разносилась по всей Ниневии. Но её это как-то не слишком смущало.
   А несколько раз случалось и так, что Шерруа-этеррит находили в невменяемом состоянии в какой-нибудь таверне, где с ней успевали поразвлечься все, кто на неё положил глаз. Благо мало кто мог даже предполагать, что та, которую имели все, причём имели по кругу, и кому было при этом не лень, не обычная уличная потаскуха, а дочь самого Великого царя! И непонятно, как ещё её, такую оторву, никто не украл и не обратил в рабство, или не продал в какой-нибудь притон. 
   А могли эту принцессу запросто и зарезать. Да, да!
   Наверное, при таком совершенно асоциальном поведении, к которому она с пятнадцати лет пристрастилась и когда всё чаще опускалась на самое дно, всё закончилось бы тем, что её неизбежно прежде времени лишили бы жизни, но перед очередным Новогодним праздником ей на глаза попался один гвардейский офицер…
* * *
   Происхождение у него было ничтожное, да ещё к тому же он оказался иноземцем, но благодаря своим выдающимся физическим качествам он получил офицерское звание в корпусе царских телохранителей.
   Мимо такого мужа Шерруа-этеррит не могла пройти!
   А надо сказать, что корпус гвардейцев, охранявших огромный Северный дворец в Ниневии, состоял из семи полков пехоты, в каждом из которых было две тысячи воинов, и из трёх эскадронов кавалерии, так что всего в нём на царском довольствии состояло 15 тысяч молодых мужчин. Самых отборных.
   Возглавлялся полк обычно генералом, в ассирийской армии его называли раби-амуррумом либо рабсаком. В гвардейцы отбирали отличившихся воинов, проявивших себя в деле и показавших незаурядную храбрость, и тут уже не смотрели на происхождение, а в правление предыдущего царя Синаххериба в этот корпус стали вливаться не только ассирийцы, и поэтому отличившегося в египетской кампании Бел-ибни, халдея по происхождению, зачислили в него. А через полгода он получил звание младшего офицера.
   Каждый гвардейский полк носил своё название: «Бессмертные», «Бесстрашные», «Неукротимые» и тому подобные, и у каждого были свои значки, знамёна и доспехи.
   Великан (или как его за глаза звали ещё "Халдей") служил в полку «Бессмертных».
   Это был самый элитный полк.  И он охранял самого Великого царя.
* * *
   У «Бессмертных» были шлёмы с конскими гребнями, синего цвета плащи и на круглых щитах изображался Ашшур с луком, верховный ассирийский бог.
   У каждого полка имелся свой лагерь, располагавшийся внутри дворца.
   «Бессмертные» базировались у Приречных ворот и охраняли часть Западной стены и примыкавшие к ней Приречный парк, пристань и ряд других сооружений, включая и храм богини Иштар.
   По давно заведённой традиции, доставшейся Ассирии ещё от шумеров (у которых богиня любви называлась Инанной), раз в году каждая женщина обязана была прийти в храм этой небожительницы и предложить себя любому желающему, который готов был заплатить определённую сумму за близость с ней. Потом собранные таким образом средства передавались на содержание храма.
   Однако уже почти как век ассирийки из знатных семей откупались от подобной повинности, предоставляя вместо себя какую-нибудь рабыню, но вот старшая сестра Ашшурбанапала в эти дни вдруг превращалась в набожную прихожанку и с необыкновенным рвением лично исполняла то, что предписывалось давнишней традицией.
   На этот раз к церемонии в храме богини любви она готовилась заранее, и даже для этого разработала план.
* * *
   Шерруа-этеррит узнала, в какое именно время храм посещали воины из полка «Бессмертных», и с рассветом пришла в него. Но заявилась она не одна, а со своей служанкой.
   Служанка была давно уже не молодой, с мешками под подслеповатыми глазами и дряблым морщинистым лицом, и с длинным крючковатым носом, и от того выглядела ужасно и казалась сущей уродкой. Её держали во дворце только из-за того, что она когда-то была кормилицей вначале Асархаддона, а потом и его старшей дочери, разбитной принцессы.
   – Э-эй, бедняжка, а ты на что тут надеешься? Тебя же никто не выберет!
   – Красотка, тебе придётся самой кому-то доплачивать за себя! Ну, кто в здравом уме захочет на тебя залезть и с тобой перепихнуться?!
   – А может, старая, ты поймаешь какого-нибудь бедолагу, прижмёшь его к стенке, насильно напоишь… И он с тобой совершит по пьяни немыслимый подвиг? – со всех сторон слышались насмешки, щедро ссыпавшиеся на голову этой служанки.
   Один из самых злых воинов не сдержался и съехидничал:
   – Прикрылась бы ты, старая карга, покрывалом, что ли, а то при твоём виде невольно начинаешь заикаться! Ты же- страхолюдина, каких свет ещё не видывал! Бр-р-р-р…
   Уродливая служанка Шерруа-этеррит на все эти издевательские реплики стоически молчала и не огрызалась, и ждала лишь только того, на кого ей указала хозяйка.
   Служанка уже переживала, что этот офицер не появится. Не все гвардейцы ходили в храм за подобным развлечением, так как обычные девицы лёгкого поведения, которых в Ниневии была тьма тьмущая, обходились им гораздо дешевле. Да и один раз в неделю из царской казны выделялись деньги на оплату их услуг, когда одна куртизанка обслуживала сразу от семи до десяти воинов. Однако не всем гвардейцам такие забавы приходились по нраву.
   Впрочем, Бел-ибни в этот раз всё-таки появился.
   Он пришёл в храм, чтобы выбрать женщину и заплатить за неё часть своего жалованья.
* * *
   Увидев уродливую служанку он, как и остальные «бессмертные», оскалился в ухмылке и тоже захотел отпустить какую-нибудь колкость, но служанка предупредила его:
   – Красавчик, выбери меня, и если выберешь… то ты не пожалеешь!
   – Что-о-о-о?! Ты что, ты не рехнулась-ли, случайно, старая?! – невольно вырвалось у великана, и он, отшатнувшись от старой образины, расхохотался. – Ты предлагаешь мне следовать за тобой?! Да ты- уродина! Ну, посмотри же на себя! И я за тебя буду платить богини Иштар?! Ты верно сума сошла?! Я тебя совсем не хочу…
   – Молчи! И следуй за мной! – вдруг резко и очень решительно произнесла служанка, и, встав с земли, она захромала во внутренний притвор храма богини Иштар.
   Бел-ибни заколебался, но, несмотря на усмешки сослуживцев, всё-таки последовал за старой каргой.
   Он не знал, почему, но сейчас ей подчинился. Какие-то новые и уже повелительные нотки зазвучали в голосе этой ведьмы и это заставило его послушно, как телку на верёвочке, последовать вслед за ней.
* * *
   Бел-ибни даже не предполагал, к кому его повели, однако притвор, к которому они шли, был переделан в закрытое помещение и предназначался для важных особ. Внутри было темно, не зги, и лишь совсем слабый свет падал в него через единственный крохотный оконный проём, устроенный под потолком и походивший скорее на бойницу.
   Помещение оказалось на удивление просторным.
   Внутри него угадывались несколько скульптур, в том числе богини любви, а также находился алтарь, пол устилали ковры, и его усыпали лепестками цветов, в центре же стояло заранее принесённое широкое ложе с короткими ножками и балдахином, и на нём кто-то возлежал. Этот кто-то был отделён занавесью, и его нельзя было увидеть.
   – Я всё исполнила, как ты велела, госпожа! – произнесла служанка.
   – Ступай!
   Бел-ибни остался у дверей и не знал, что ему сейчас делать. Он пребывал в растерянности.
   Служанка поклонилась незнакомке и вышла.
***
   Чьей-то рукой занавесь была отдёрнута. Но находившаяся за ней незнакомка всё равно была окутана непроглядной темнотой.
   – Ну, что ты замер, как будто не живой, а какой-то истукан? – вновь послышался женский голос. Судя по нему, принадлежал он отнюдь не старой деве. – Не бойся, я тебя не съем!
   – А тогда чего ты от меня хочешь? – вопросом на вопрос неуверенно ответил немного растерявшийся великан.
   Незнакомка не сдержалась и заливисто в ответ расхохоталась. Хохотала она долго, но затем, немного успокоившись, продолжила:
   – Чего я хочу? Ты меня удивляешь. О-ох и наивный же ты, оказывается, Бел-ибни! А что, ты ещё мальчик, если не догадываешься, чего я от тебя жду?
   – Почему же, я догадываюсь… Но я не знаю, кто ты! – неуверенно пожал плечами великан, окончательно сбитый с толку.
   – И это для тебя так уж важно?
   – Ну, да-а…Всё же, кто ты? Я тебя же не знаю…
   – А-а-ах, ты хочешь узнать меня? И ты питаешь надежду познакомиться со мной поближе?
   - Разумеется!
   – Зна-ачит… ты подтверждаешь, что тебя прямо распирает любопытство, кто же та, которая изнывает от желания и тебя жаждет заполучить на ложе? – продолжила чуть-ли не насмехаться над великаном незнакомка. Ну а тот хотел сказать правду, но что-то его остановило, и он лишь только кивнул головой, а затем выдохнул:
   – П… п-подтверждаю.
   Незнакомка неожиданно не на шутку рассердилась на великана:
   – А-а-ах та-ак! А когда в дни этого праздника вы все приходите в храмы Иштар и выбираете себе женщин по вкусу, разве вы выпытываете, кто же они?
   – …Нет, не выпытываем, - вынужденно признался халдей.
   – Вот так-то! Вы даже не спрашиваете у выбранных вами подруг их имён, а просто ими пользуетесь. Пользуетесь ими по полной. И в своё удовольствие. А затем платите им за их услуги! Ну, так и поступай, согласно этому обычаю, и со мной! Кстати, я тебе отдамся и ничего не попрошу у тебя взамен!
   – Спасибо, но я этго не желаю, - заупрямился великан.
   – Что-о-о, ты передумал заниматься любовью и не хочешь меня?!
   Бел-ибни повторно закивал головой и подтвердил, что не хочет. Всё это его раздражало, и ему происходящее не нравилось уже совершенно.
   Незнакомка уточнилась:
   – Но постой, я же не требую от тебя ни-че-его! Так что, ты не хочешь меня даже бесплатно?!
   Великан вновь упрямо замотал головой. Он не знал, что делать и как из всего этого двусмысленного положения выпутаться. А может ему развернуться и прямо сейчас уйти? Уйти молча. И не продолжать препираться с незнакомкой. Разговор их и так сверх меры затянулся. И он ему совсем не нравился.
   Через силу он из себя выдавил:
   – Ну подумай, ну как у меня будет что-то с тобой, если я даже не представляю, как ты выглядишь! Ты кто? Ну хотя бы мне ненадолго покажись? Дай я на тебя взгляну хотя бы глазком…
   Бел-ибни стал всё больше и больше упрямиться.
   – Пока я этого не могу, – возразила раздражённая незнакомка. – Ну а знаешь, что? А давай-ка поступим с тобой иначе. Я лучше себя опишу…Послушай же меня. Я… я, к твоему сведению…  далеко не старая. В самом соку. И у меня большие выразительные глаза.
   – Карие?!
   – Ну, да! И я вполне себе ничего. Нет, я даже красивая. Во всяком случае, мне так все говорят. И, к тому же…я вот тебе готова признаться… Между прочем, я очень знатного происхождения! Это то и мешает мне сейчас перед тобой полностью раскрыться.
   – Ты что, ты дочь придворного, получается? Какой-нибудь важной придворной шишки? – переспросил халдей. – Ниневийского сакну (вельможи, – прим. авт.)?
   В ответ послышался смех.
   – Или дочь, а может даже жена генерала?
   Незнакомка повторно рассмеялась. Уже развязнее.
   Бел-ибни был обескуражен и у него вырвалось:
   – Н-неужели ты супруга са-а-амого… туртана (главнокомандующего, – прим. авт.)?!
   – Я?! Ха-а-а! Ха-ха! Я – дочь туртана?  Ну и скажешь?! Прямо-таки и размечтался! А тебе бы этого хотелось? Или если бы это было так, то ты бы не осмелился ко мне даже притронуться пальцем?..
   – Ну, я… и не знаю, что на это тебе сказать…
   – Я тебя разочарую, красавчик… - заметила незнакомка. - Я всё-таки не супруга и не дочь главнокомандующего! И, между прочим, ты из-за своей растерянности совсем позабыл, что наш туртан всё-таки стар и вдовец, да ещё и бездетный.
   – А-ах, да-а! Я действительно об этом позабыл…- спохватился великан. – Тут ты права!
   Великан Бел-ибни был по-прежнему растерян и обескуражен.
   – Вот то то и оно… – заметила незнакомка.
   – Но я всё равно так не могу, – развёл руками Бел-ибни. – Как хочешь, а я не стану восходить на твоё ложе, не видя тебя и не представляя, какая же ты есть на самом деле…Может ты всё придумала? И почему я должен верить твоим словам?
   – Ха-ха-ха! Вот оно, настоящее двуличие! – незнакомка резко оборвала смех. – Вам, грубым и неотёсанным мужланам, всегда подавай если не богиню, то какую-нибудь девицу, хотя бы немного похожую на Иштар, - рассерженно произнесла незнакомка. - Что, я не права? Хватит со мной препираться! Мне надоело! Почему я тебя уговариваю?! Ну чего ты ломаешься? Я, в конце концов, тебе приказываю! И ещё раз повторяю, что в этот раз ты не заплатишь за любовь ни-че-го! Платить буду за тебя я! И я очень щедро расплачусь. И с тобой, и с богиней Иштар! Но, конечно, если я останусь довольна от нашей близости, Бел-ибни! Будь же решительней! Не испытывай моего терпения! Его и так осталось уже мало!
   Халдей хмыкнул, однако после некоторого колебания всё-таки перестал упираться и надумал действовать.
   Он тяжело и обречённо вздохнул, затем скинул с себя всё, что на нём было, вплоть до набедренной повязки, и уже совершенно обнажённый подошёл к ложу. Постоял некоторое время у ложа, ещё раз вздохнул и, махнув обречённо рукой, наконец-то, возлёг на него. 
   И тут же он почувствовал дыхание незнакомки.
***
   Она осторожно подобралась к нему и вначале слегка прикоснулась к его плечу, провела пальцами по спине, даже пощекотала немного за лопатками и в области чуть повыше паха, а затем она склонилась и заигрывая губами прихватила один его сосок, потом другой, нашла пупок.
   Ну а дальше…
   Незнакомка внезапно проявила необыкновенную прыть. Рука её опустилась и ухватила его за самое болезненное и чувствительное место. Рука у неё оказалась сильной, и она ухватила его крепко. И девица тут же воскликнула:
   – У-ух, ты! Вот это да-а-а, а я ещё такого не встречала! Я думаю, с такой-то внушительной пикой, ты, Бел-ибни, меня не разочаруешь! Уж постарайся!
   И затем она как пантера пошла в наступление. То есть она набросилась на него, прижалась к нему всем телом и обвила за шею…
* * *
   Великан сразу же отметил про себя, что незнакомка была умащена и от неё исходил аромат дорогих благовоний, который кружил ему голову и пьянил его. Тело у неё было очень даже ничего, к тому же, кожа на ощупь нежная, ягодицы выпуклые и что ещё приятнее, упругие, ну а груди... О-о! Груди у неё были по девичьи высокие, налитые, как и любил "Халдей". И помимо этого незнакомка оказалась опытной и необыкновенно страстной.
   Уже вскоре она завела великана.
   Бел-ибни настолько разошёлся, что, занимаясь с ней любовью, он совсем потерял счёт времени.
   А незнакомка периодически кричала:
   - О-о! Как же приятно! Глубже входи, мой Великан!
   Чего они только не вытворяли за те несколько часов, что были вместе!
*** 
   Обычно великан быстро доводил любую девицу до полного изнеможения, однако на этот раз ему попался равный соперник. Девица оказалась крепким орешком, и она, в конце концов, его переборола. Хотя она и была вдвое меньше его, но она оказалась на любовном ристалище не только опытнее, но и выносливее. 
   Незнакомка вертелась как заведённая и её стоны переходили в пронзительные крики, а потом всё это у неё сливалось со стонами вошедшего в не шуточный раж великана. Ложе под ними ходило ходуном и казалось, что оно их не выдержит и вот-вот сломается.
   Наконец-то их стоны умолкли, и Бел-ибни, и незнакомка, совершенно уже измождённые, угомонились.
   После долгого молчания, незнакомка произнесла:
   – У ног скульптуры Иштар, стоящей слева, рядом с дверью, находится мешочек, там плата за твои старания. Я довольна тобой! Ты меня не разочаровал.
   Бел-ибни поднялся с ложа, оделся и подошёл к скульптуре.
   Судя по весу мешочка, плата незнакомки за свидание, наполненного несколькими часами бурной страсти, оказалась щедрой.
   Бел-ибни был уже на пороге, когда незнакомка окликнула его:
   – Э-э-эй, халдей, а ну ка постой!
   Бел-ибни остановился.
   – Завтра в это же время вновь придёшь сюда! – произнесла повелительным тоном незнакомка.
   И великан халдей послушно кивнул головой. Почему-то он побоялся этой незнакомке перечить.
* * *
   Весь день сослуживцы не давали прохода Бел-ибни. Они донимали его каверзными вопросами, а кое-кто осмеливался издеваться над ним и в открытую, всё спрашивая о его свидании, как оно прошло и чем закончилось. Но Бел-ибни только в ответ хмурился и пыхтел.
   Целую неделю Бел-ибни ходил в этот притвор и в кромешной темноте занимался любовью с незнакомкой, о которой толком ничего пока не знал. Ему было известно только то, что она являлась очень знатной особой. И лишь по истечении недели она ему наконец-то открылась и назвалась. И великан халдей чуть не грохнулся на пол, когда узнал, что его новая любовница не кто-нибудь, а сама принцесса из рода Саргонидов.
   Это оказалась сестра самого Ашшурбанапала!
   И от её признания Бел-ибни едва не хватил удар.
* * *
   Итак, великан-халдей превратился в любовника сестры самого Великого царя. Ну а она из-за него потеряла голову и внезапно для всех при дворе стала меняться в лучшую сторону.
   Изменения в ней произошли существенные. И как-то почти мгновенно.
   Она прекратила пить, уже не пускалась во все тяжкие и вскоре переродилась почти что в идеальную матрону. Теперь на людях она покрывала голову непроницаемой тёмной тканью и не выставляла свои прелести, как раньше, на показ любому. Но она настолько запала на халдея, что иметь его любовником ей было недостаточно, и она решила женить его на себе. Однако для этого он должен был занять достойное положение при Ассирийском дворе, и буквально через месяц, как у Шерруа-этеррит с ним завязались отношения, Великий царь присвоил великану генеральское звание.
   Впрочем, старшая сестра Ашшурбанапала посчитала, что и этого было недостаточно. Она наседала на брата, и тот, в конце концов, сдался – после памятной львиной охоты, на которой перед зрителями великан предстал во всей красе, Ашшурбанапал направил его на Юг Месопотамии.
   Бел-ибни занял должность наместника и стал заправлять в Урской области.
* * *
   Ну а сейчас, читатель, пора перейти к такому экзотическому для нас явлению, как гаремы.
   И вот что хочу о них я вам рассказать…
   Если вы пожелаете узнать, где же впервые этот институт появился, то я вам отвечу: появились они впервые на Древнем Востоке, а ещё точнее, не в Арабском халифате, и не в персидской державе Ахеменидов, а намного-намного раньше. И в классическом и законченном виде они сформировались ещё до нашей эры. В Ассирийской империи.
   Но самые первые были зафиксированы ещё у шумеров, в их многочисленных царствах, а также они были уже и в Египте при первых фараонах, однако там они были небольшие и мало чем отличались от обычных женских половин в домах тогдашней верхушки общества, а вот тот вид, который нам теперь известен, они приобрели к XIV веку до новой эры в Ассирийской державе, а затем распространились уже и по другим дворам восточных правителей, во всём подражавших Великим царям.
   При Ассирийском царском дворе находился самый большой гарем того времени, в котором содержались не только законные жёны Великого царя, но и до тысячи его наложниц. Эти самые наложницы являлись представительницами различных народов. Все они были юные и у многих из них возраст не перевалил и за пятнадцать лет (потому что те, кому было больше пятнадцати, уже считались старыми, а ещё попадались и такие, которым едва исполнилось десять-одиннадцать лет). Наложницы происходили из Вавилонии, Урарту, Элама, Мидии, с Кипра и из других стран. Однако больше всего ценились финикийки и вавилонянки. Потому что они ничего не стеснялись.
   Не всем этим наложницам нравилось их в общем-то бесправное положение, и некоторые из них пытались любым способом возвыситься. Одной из таких честолюбивых девиц оказалась Лурина.
***
   Она была филистимлянкой, и родилась в Газе. А ещё про неё говорили, что она необыкновенно красива, но повадки у неё были законченной авантюристки. И, к тому же, про неё судачили, что она была совершенно развратной. 
   Через какое-то время на эту красотку положила глаз могущественная царица-мать Накия-старшая, тоже ценившая молодость и внешнюю привлекательность, и Лурина стала прислуживать ей в том числе и в опочивальне. Однако эта бесстыдница хотела делить ложе не со стареющей и капризной царицей-матерью, а с ещё достаточно молодым Великим царём, и ей вскоре удалось обратить на себя его внимание, и филистимлянка добилась того, что уже по нескольку раз в неделю она стала приходить к нему в опочивальню и проводить с ним ночи.
   Она умела ублажать мужчину, делала это превосходно и как никакая другая наложница, и всё, казалось бы, у неё сладилось, но связь её c Великим царём не продлилась долго и уже через три месяца внезапно оборвалась.
   И виной тому стала новая фаворитка повелителя империи, появившаяся совершенно неожиданно на горизонте.
   На этот раз ею стала золотоволосая лидийка. И вот же ещё какая редкость: эта лидийка оказалась не из царского гарема, а была со стороны.
* * *
   Как это случилось? Я не поленюсь и расскажу об этом тоже. И рассказ мой будет обстоятельный.
   Лидийка эта была старше Лурины, ей было уже почти двадцать лет. Но не только удивлял окружение Великого царя её возраст. Удивляла ещё и внешность её. Внешность её для тогдашней Ассирии считалась крайне необычной. Она отличалась светлой кожей и была золотоволосой (некоторые её завистницы считали, что волосы у неё даже рыжие, а тогдашними ассирийцами это не признавалось чем-то привлекательным). И замечу, что по началу влечение к ней у Ашшурбанапала не было таким уж серъёзным, как к некоторым прежним наложницам или к той же уроженке Газы. Но за то в общении с лидийкой Великий царь получал ни с чем не сравнимое удовольствие. А причиной этого оказалось то, что Аматтея была не по-женски умна. Да-да! И ещё… Она была необыкновенно начитана и умела поддерживать разговор. И вообще, с ней можно было поговорить на любые темы. Всё-таки Аматтея была не наложницей в классическом виде, а девушкой свободной, да к тому же приёмной дочерью самого знаменитого ассирийского учёного Набуахиарибы.
   Ну и ещё она оказалась не только образованной, но и обладала редким даром сочинительства. Она писала стихи. И её стихи вызывали всеобщее восхищение.
   Ну а что же красотка из филистимской Газы?
***
   Распутнице филистимке Лурине пришлось возвращаться к прежней хозяйке и на коленях вымаливать прощение у царицы-матери.
   Поначалу царица-мать, Накия-старшая, не хотела даже видеть эту девку, променявшую её на внука, но та всё-таки подобрала ключики к Накии и добилась того, чтобы над ней сжалились и не выгоняли её в какой-нибудь злачный притон.
   – Пусть это тебе послужит уроком, – ещё сердясь на свою прежнюю любовницу, произнесла Накия-старшая, и уже мягче добавила: – Надеюсь, ты теперь поймёшь, как перечить мне! И в следующий раз, если пойдёшь против моей воли, я тебя не пощажу! И тогда ты уж точно закончишь плохо! Потому что тогда ты вылетишь из дворца! Ты усвоила это?
   – Да, госпожа, – потупила взор девица. – Больше я не буду идти наперекор твоей воле! Поверь мне ещё раз…
   Царица-мать жестом показала изменщице, чтобы та покинула её покои и вслед ей произнесла:
   – Жди, когда я надумаю тебя вызвать. А пока- пошла прочь!
   – Я поняла тебя! – откликнулась покорно филистимлянка.
* * *
   А Великий царь к тому времени уже окончательно определился со своим предпочтением. К удивлению семьи Саргонидов и всего двора, он потерял голову от золотоволосой девицы, новой своей фаворитки, и из-за неё позабыл даже дорогу к официальным жёнам, которых у него на тот момент было семь. Теперь он проводил большую часть своего свободного времени не в гареме, а с этой новой своей пассией.
   И по большому счёту Ашшурбанапала я понять могу!
   Всё-таки эта девица, как никто другая, ему подходила. И прежде всего потому, что Ашшурбанапал был и сам незаурядной творческой личностью. Он знал шесть или семь языков (в том числе и мёртвый шумерский), писал религиозные гимны, молитвы и стихи, и под влиянием своего наставника изучал все известные тогда науки. Ну а приёмная дочь Набуахиарибы Аматтея… это была бесспорно очень талантливая поэтесса (даже больше того скажу: лидийка Аматтея являлась предшественницей знаменитой гречанки Сапфо с острова Лесбос).
   Ашшурбанапал познакомился с этой лидийкой в общем-то случайно. Когда посещал в очередной раз дом учителя, там он впервые её и увидел. И увлёкся ею. Как-то незаметно и быстро. Однако для него, наверное, она была прежде всего не женщиной, предназначенной для альковных развлечений, а другом. С ней можно было всегда поговорить. И причём откровенно и обо всём. Она доставляла ему несравненное удовольствие в общении. Они проводили не один час в разговорах, говорили о природе вещей, о различных науках, о человеческих взаимоотношениях, а ещё они с ней обсуждали произведения друг друга.
   И мнение лидийки Ашшурбанапал очень ценил.
   При этом Аматтеи от Великого царя ничего и не надо было, а он из-за неё даже начал учить лидийский язык. Однако литература, высокая поэзия и умные разговоры на разные темы- это всё хорошо, но от политики и дел государственных никуда было не деться.
   Тем более, если ты восседаешь на троне и правишь такой огромной империей.
* * *
   Тут ещё следует заметить, что правление Ашшурбанапала нельзя было назвать спокойным.
   Одно восстание вспыхивало за другим, да и внешние угрозы никуда не подевались. Напряжённость на северо-восточной границе вроде бы разрядилась, после того как царство скифов прочно вошло в орбиту влияния Ассирии и стало союзницей благодаря тому, что правитель Ишкузы теперь был женат на Накии-младшей, ещё одной сестре Ашшурбанапала, и у него подрастал наследник – наполовину скиф, а наполовину ассириец, да ещё и Саргонидских кровей.
   В Манне была восстановлена в своих правах прежняя династия Иранзидов, и её новый владыка Уалли уже прочно связывал своё будущее с империей.
   Мидия, ещё вчера представлявшая определённую угрозу, поверженная скифами, теперь балансировала на краю пропасти, а в Эламе задиристый Уртаки переел жаркого и сошёл в могилу, ну и пришедший ему на смену новый правитель, Теуман, ещё пока что осваивался на троне и никак не успел себя проявить. Хотя отзывы об этом новом царе Элама уже поступали разные, и чаще они были совсем не лестные.
   На севере только киммерийцы тревожили границу, а вот их сосед, царь Урарту Руса II, больше не собирался как раньше конфликтовать с империей и повёл себя подчёркнуто дружественно, и всё было бы ничего, но озабоченность у Ашшурбанапала теперь стала всё больше вызывать Вавилония…
   Там на троне восседал Шамаш-шум-укин. Это был сводный брат Великого царя.
***
   Каких-либо явных свидетельств об его измене пока не поступало от засланных в эту провинцию шпионов, но поведение Шамаша становилось непонятным и где-то даже подозрительным.
   А тут ещё Ашшурбанапалу сообщили, что в Ниневию прибыли родственники внезапно скончавшегося Уртаки, и они слёзно умоляют, чтобы Ассирия предоставила им убежище, так как нынешний повелитель Элама собирался их всех лишить жизни.
   Ашшурбанапал принял племянников прежнего владыки соседнего царства и счёл возможным проявить к ним благосклонность.

   Саргониды на самом деле ничем не отличались от остальных знатных родов Ассирии. И потому в этой семье кипели нешуточные страсти и никогда не затухали внутрисемейные интриги. 
   Тем более, после безвременного ухода из жизни Син-надин-апала, у правившего Великого царя Асархаддона теперь оставалось всего два сына, рождённых от законных жён, но ему, Шамаш-шум-укину, казалось, конечно же, что шансов стать преемником у него явно больше.
   Во-первых, потому что, хотя и не на много, но всё-таки на полтора года он родился раньше.
   И во-вторых, потому что вообще он оказался физически крепче. И этим Шамаш-шум-укин постоянно пользовался.
   Но они были сводными братьями, так как рождены были Великим царём от разных матерей.
* * *
   Матерью Шамаша являлась вавилонянка, а Ашшурбанапала – ассирийка. Ассархаддон не обращал на это никакого внимания, и поначалу даже действительно отдавал предпочтение среднему сыну, ставшему теперь после известных событий старшим, полагая, что из него-то как раз и должен выйти толковый наследник.
   Опишу Шамаш-шум-укина, которого в семье часто звали сокращённо Шамашем. Он был подвижен, не по годам физически развит и уже с десяти лет сопровождал отца на устраиваемых им в окрестностях Ниневии охотах.
   А вот Ашшурбанапал казался полной противоположностью Шамашу. Где-то даже закомплексованный, и, к тому же, рано научившийся читать, он всегда предпочитал книги и любил тишину библиотеки. Ну и презирал вполне искренне на его взгляд чрезмерное тщеславие и бестолковую суету пышного Ниневийского двора. 
   Ассирия издавна славилась своими астрологами, однако при поздней империи в ней появилась уже целая плеяда и настоящих учёных. И на мой взгляд самым великим среди них по праву почитался Набуахиариба. 
   О нём расскажу подробнее…
   Он происходил из обычной семьи и начинал служить при дворе ещё простым писцом, а выдвинулся после того, как написал несколько десятков трактатов по различным научным дисциплинам и сделал ряд значимых открытий. Набуахиариба был настоящим энциклопедистом. А ещё он являлся хранителем огромного царского архива и книгохранилища, так называемой Ниневийской царской библиотеки. Помимо этого, его приставили к обоим сыновьям Асархаддона в качестве наставника, но он сразу выделил младшего отпрыска, как более способного и склонного к наукам.
   Ашшурбанапал стал любимцем у учёного мужа.
   Ну а Шамаш-шум-укин к занятиям с учителем относился пренебрежительно. Его намного больше интересовали физические упражнения, скачки, поединки на мечах и стрельба из лука. Ну а как он любил гонки на колесницах, которые устраивались на специально отведённом для этого месте на правом берегу Тигра, к югу от столицы?! Он их обожал! Во время этих гонок делались ставки, и с двенадцати лет этим увлёкся и Шамаш.
   К тому же с этого времени он постоянно сопровождал отца на царских торжественных выездах. И не пропускал ни одной царской охоты.
* * *
   На царскую охоту выезжали обычно ранним утром, едва только к востоку от Тигра забрезжит рассвет. 
   В ней участвовало до четырёхсот человек. Помимо придворных и гвардейцев, охранявших Великого царя, обслуживали подобные развлечения и рабы. А ещё привлекались особые слуги, которые ухаживали за специально выведенными охотничьими собаками.
   Рабы вместе со сворами отчаянно лаявших псов загоняли зверей. 
   Впрочем, крупных хищников в окрестностях ассирийских городов становилось всё меньше, и, как я отмечал, тех же львов стали разводить в питомниках, устроенных поблизости от Кальхи. А в полутора фарсахах к югу от древней ассирийской столицы, был огорожен забором с трёх сторон и с четвёртой – Тигром, большущий вольер, что-то вроде заказника, в котором десятки хищных кошек жили на воле.
   И вот туда на охоту за этими кошками и наведывались Асархаддон и его придворные, и их почти всегда сопровождал один из наследников Великого царя, Шамаш-шум-укин.
* * *
   Шамаш впервые убил львицу в пятнадцать лет. 
   Тогда он уже самостоятельно управлял своей колесницей. И когда из приречных камышей выскочила хищница, а возраст её был примерно года четыре, средний отпрыск Асархаддона закричал, чтобы из его окружения никто не смел её трогать, и что он сам её застрелит.
   Со второго выстрела он её ранил, и только с пятого убил, но сколько гордости после этого было у Шамаша, что у него впервые появился такой серьёзный трофей!
   Отец на своей колеснице подъехал немного позже. Он выслушал сбивчивый рассказ наследника и одобрительно потрепал его по голове.
   Асархаддон был явно доволен случившимся.
   А после уже, Шамаш приказал, чтобы шкуру убитой им львицы повесили над его креслом в гостиной и всем её показывал.
* * *
   В детстве он постоянно донимал сына ассирийки Эшархамат и часто действовал исподтишка. Они нередко дрались, и сводный средний брат всегда поколачивал младшего. И вот однажды, после очередной такой «братской» разборки, устав получать тумаки и приходить к себе побитым, сын Эшархамат выхватил из-за ремня припрятанный заранее нож и пырнул им обидчика. После этого при дворе разразился громкий скандал.
   Мать Шамаша потребовала примерно наказать «бандита», а также и саму Эшархамат, не сумевшую правильно воспитать сына. 
   И тут…
   Неожиданно вмешалась в эти внутрисемейные разборки Накия-старшая, мать Асархаддона. До этого она занимала подчёркнуто равноудалённую позицию, но под влиянием Набуахиарибы, который с ней неоднократно проводил беседы по душам, она поменяла своё мнение и теперь заняла однозначно сторону младшего внука. 
   В итоге Ашшурбанапал был оправдан, а наказанным оказался его обидчик.
   И, пожалуй, вот с этого-то времени могущественная царица-мать и стала во всём опекать Ашшурбанапала. Младший отпрыск Великого царя стал её любимчиком.
   А ведь к ней вынужденно прислушивался даже и глава царствующей семьи, сам Великий царь Асархаддон.
* * *
   Силы соперничающих группировок, каждая из которых видела наследником того или иного принца, после этого уравнялись.
   За Шамаша выступали часть знати, финансовые воротилы и крупные купцы, особенно торговавшие с далёкими странами, с Аравией, Индией и Грецией, а также жречество и почти вся Вавилония, кроме разве что Ура, а за Ашшурбанапала стояли горой Накия-старшая, большая часть военных и наставник, учёный муж, ну а Асархаддон между этими группировками лавировал и выступал неким арбитром, находившимся как бы над схваткой.
   Однако бесконечно лавировать Асархаддон не мог, и, в конце концов, ему пришлось делать выбор, и тут решающим оказался голос Накии-старшей.
* * *
   Она потребовала от него прояснить ситуацию. Асархаддон не посмел возражать матери. Они уединились и очень долго разговаривали с глазу на глаз. Разговор шёл нервный и на повышенных тонах. А вскоре дошло до того, что царица-мать заговорила совсем раздражённо, а потом и вовсе стала отчитывать сына, как мальчишку, чего она не делала уже давным-давно.
   Она напомнила ему, что только благодаря её стараниям он стал тем, кем сейчас являлся.
   После многочасового разговора она вынудила сына изменить ранее принятое им решение, и официально было объявлено, что наследником всё-таки становится не Шамаш-шум-укин, а Ашшурбанапал.
   Для Шамаш-шум-укина это стало шоком, ведь он уже свыкся с мыслью, что именно ему достанется трон.
   Но в споре с матерью Асархаддон всё-таки выторговал одну немаловажную уступку…
   Одновременно с объявлением имени наследника было и заявлено, что Шамаш, на правах пусть и зависимого правителя, получит в управление Вавилон и прилегающие к нему территории.
* * *
   С этого момента Шамаш изменил своё поведение. Он по-глупому больше не задирал сводного братца, а, напротив, всеми силами старался наладить с ним отношения и восстановить их с его матерью Эшархамат и, конечно же, с могущественной Накией-старшей.
   Постепенно все прежние обиды забылись, и это ему удалось сделать. Только Накия-старшая продолжала не доверять Шамашу и его матери до конца, однако вслух она этого до поры до времени не высказывала.
   Асархаддон считал, что добился своей цели, и что распри в царской семье наконец-то прекратились, и можно было больше не волноваться по этому поводу…
* * *
   После внезапной смерти Асархаддона, наступившей в полевом лагере, когда Великий царь направлялся с армией в очередной поход, Накия начала энергично заниматься подготовкой к возведению на трон своего любимца.   
   Значительная часть знати, вся военная верхушка и даже жречество Ашшура, Кальхи и Ниневии дружно последовали за ней. Шамаш и его ближайшее окружение поняли, что им ничего не удастся изменить и смирились со свершившимся фактом…
   В общем-то без всяких эксцессов была проведена официальная церемония инаугурации и вступления в царские права Ашшурбанапала, и только в одном из пригородов Вавилона, в Лаббинате, небольшая группка местной знати не смогла удержаться и затеяла никчемную бузу, но этот всплеск неповиновения подавили и главных зачинщиков обезглавили.
   По второй части завещания Асархаддона его средний сын, после коронации Ашшурбанапала, должен был заполучить в ленное владение Вавилонию, однако новый Великий царь целый год колебался, пока не принял окончательного решения. В итоге он исполнил и этот пункт отцовского завещания.
   Впрочем, Накия-старшая была по-прежнему настроена скептически по этому пункту. Она продолжала считать, что Шамашу не следовало отдавать Вавилонию. Такого же мнения продолжал придерживаться и наставник Великого царя.
   Более того, Набуахиариба в открытую и неоднократно заявлял о том, что этим шагом Ашшурбанапал рано или поздно, но навлечёт на Ассирию не малую беду.
   И учёный муж как всегда оказался прав.
* * *
   Что же последовало после этого шага Ашшурбанапала?
   А последовало вот что…
   Даже получив в управление только одну провинцию, на первых порах Шамаш-шум-укин и этому несказанно обрадовался. Он подчёркнуто лояльно относился к более везучему брату, ставшему Великим царём, и во всех своих речах и действиях показывал, что безоговорочно признаёт его первенство.
   В храмах Вавилонии возносили молитвы в честь обоих братьев, причём всегда на первое место ставилось имя Великого царя, то есть Ашшурбанапала. Из Вавилонии в Ниневию регулярно отправлялась значительная часть собранных налогов, и важные вопросы, касавшиеся автономного царства, решались при согласовании с Великим царём и его представителем, находившимся неотлучно при Шамаш-шум-укине.
   Этот чиновник вроде бы держался в тени, но ни для кого не являлось секретом, кто был хозяином положения.
   Шамаш стоически терпел унижение и не показывал вида, что это его хоть как-то задевает. Напротив, он сам постоянно отсылал на все праздники подарки в Ниневию и заявлял, что между ним и младшим братом царит полная гармония и взаимопонимание.
* * *
   У Шамаш-шум-укина вначале его правления не было даже армии, а был лишь только небольшой отряд телохранителей, да ещё стражники следили за порядком в самой столице автономного царства и в соседних городах. 
   И только на третий год Ашшурбанапал разрешил Шамашу набрать из вавилонян корпус, в котором, впрочем, распоряжались исключительно присланные из столицы проверенные ассирийские офицеры.
   Ашшурбанапал понимал, что на пятимиллионную страну (а в состав Вавилонии не входили Ур, выделенный в отдельное наместничество, а ещё на половину самостоятельные Приморье и несколько халдейских и арамейских владений) пятнадцать тысяч воинов было совершенно недостаточно. Они могли поддерживать относительный порядок в мирное время, но в случае какой-либо серьёзной заварушки этими силами ничего нельзя было сделать.
   И вскоре это предположение полностью подтвердилось…
   Так как в Вавилонии едва не рухнула власть Великого царя.
* * *
   Я уже упоминал, как в пределы этого автономного образования неожиданно вторгся Уртаки, и эламcкого сумасбродного правителя поддержали арамеи и часть халдеев, населявших Приморье. Союзники подошли к Вавилону и предприняли его осаду.
   Ашшурбанапалу пришлось незамедлительно реагировать. Он отправил на помощь брату армию, которую снял с северной границы, несмотря на то, что там ожидалось нападение киммерийцев. В последнюю минуту эта армия успела подойти к городу и отогнала от него Уртаки и его разношёрстных и не очень надёжных союзников.
   И только после этого Шамаш сумел уговорить Ашшурбанапала, чтобы тот позволил ему набрать ещё два корпуса. И в одном из этих корпусов Шамаш поставил командирами уже вавилонян.

   Наверное, каждый из нас хотя бы раз слышал выражение: «кому-то несказанно везёт, потому что ему выпадает счастье родиться с золотой ложкой во рту»! Так вот, это на самом деле древнее выражение, и оно относилось в полной мере и к Ашшурбанапалу. Но в его детстве ни он, никто другой не мог и помыслить, что именно младшему сыну Асархаддона достанется трон Великих царей.
   Поначалу его считали в какой-то степени излишне замкнутым и очень уж стеснительным. И уж тем более его нельзя было причислить к спесивцам. Но сам того не замечая, Ашшурбанапал, став неожиданно даже для себя Великим царём, постоянно задевал самолюбие сводного брата. И не то, чтобы это делалось им преднамеренно, а просто он не придавал этому какого-то значения.
   Ну а Шамаш спотыкался о преграды буквально на каждом шагу и ему при любом удобном случае указывалось на его место, причём зачастую это исходило даже не от самого везунчика-брата, а от его приближённых.
   Шамаш, как мог, сдерживал себя и шаг за шагом укреплял свою по началу совсем призрачную власть.
   Но делал это Шамаш-шум-укин очень осторожно. И начинал он с самого малого…
* * *
   На первых порах где только мог, Шамаш-шум-укин стал находить и расставлять преданных ему вавилонян. Вначале их было совсем немного, но постепенно круг тех, кому он более-менее доверял, расширялся. 
Это были и недовольные политикой Ашшурбанапала некоторые вельможи, и наиболее состоятельные купцы, торговавшие с Египтом, Индией и Аравией, и страдавшие от постоянно повышавшихся налогов и таможенных сборов. В этот круг стали попадать и военные из местных, раздражённые своим приниженным по сравнению с ассирийцами положением, а также халдеи, оседавшие в столице автономного царства и переселявшиеся массово с Юга.
   Но главной опорой Шамаша стал его ближайший родственник. Его тесть…
* * *
   А вот тестю Шамаш-шум-укина необходимо уделить особое внимание (так как тот сыграет в дальнейшем моём повествование едва ли не ключевую роль).
   Это был с виду дородный мужчина, с немного косящим левым глазом и с заметным брюшком, а также с окладистой и тщательно ухоженной бородой, которую он отращивал чуть-ли не до пояса. Но кичился он не только ею, а и своей родословной. А она у него была действительно непростая и в некотором роде замечательная. 
Тесть Шамаша всех убеждал, и даже в подтверждение своих слов показывал таблички, из коих следовало, что его род восходил к Каштилиашу IV, правившему в Вавилонии 600 лет тому назад, и что через этого царя он принадлежал к Касситской династии. Вообще, тесть сводного брата Великого царя считался одним из самых родовитых вавилонских аристократов, и поэтому Шамаш, взяв в жёны одну из его дочерей, сразу приобрёл связи и завёл множество сторонников среди местной знати.
   Набу-ката-цабат стал перетягивать на сторону Шамаша своих знакомых и друзей, и вскоре при дворе вавилонского царя они заняли особое положение, а сам тесть при этом удостоился важнейшей должности первого министра, то есть стал визирем.
* * *
   Разумеется, Набу-ката-цабат когда-то мечтал о гораздо большем. По молодости он видел себя в своих фантазиях на вавилонском троне, но у него оказалась на это кишка тонка, и он со временем поумерил амбиции. В итоге он так и не решился претендовать на царские инсигнии, понимая, сколь это опасная для него лично будет затея.
   Набу-ката-цабат задумал пойти к намеченной цели извилистым путём…
   Он сумел породниться с ассирийской правящей династией в расчёте на то, что через одного из Саргонидов приобретёт то же самое, чего так всегда жаждал. А жаждал он власти, и только её. Пусть и урезанной, и не царской теперь.
   Ну и, конечно же, выбор у него пал на Шамаша, так как тот был по старше Ашшурбанапала, да и по матери являлся наполовину вавилонянином.
* * *
   Свадьба Шамаш-шум-укина с дочерью Набу-ката-цабата состоялась ещё до того, как сводный брат Ашшурбанапала по завещанию получил во владение Вавилонию. Затем хитрый тесть сделался для Шамаша не только родственником, но и своим в доску парнем и начал исподволь внушать зятю, что тому было бы неплохо по-настоящему стать царём, а не оставаться всю жизнь безвольной куклой в руках везунчика.
   Речи эти оказались не пустым сотрясением воздуха. Они падали на благодатную и уже вполне взрыхленную почву…
   И вскоре родственники ударили по рукам и вступили в сговор.
* * *
   План у Шамаш-шум-укина и его тестя созрел быстро и был он в общем-то довольно-таки логичным и простым: действовать следовало осторожно и постепенно, привлекать на свою сторону как можно больше людей и выдавливать из Вавилонии всех тех, кто сохранял безусловную лояльность к Ашшурбанапалу. А ещё параллельно они начали усиливать вавилонскую армию и стали расставлять в ней на командных должностях преданных вавилонян.
   Не последним пунктом плана было и налаживание отношений со жречеством, с банкирами и купцами, которые могли профинансировать в будущем все действия Шамаша. 
   Особую роль в этих планах играли вавилонские олигархи, и прежде всего две самых влиятельных среди них семьи- Нагибу и Мурашу (об этих могущественных семьях в дальнейшем ещё будет сказано более подробно и отдельно).
   Необходимо было так же установить дружбу и с вождями арамейских и халдейских княжеств, находившихся под боком.
* * *
   Набу-ката-цабат иногда был резок и совершенно бесцеремонен. Появился он в покоях царственного родственника бесшумно. Шамаш только что встал и ещё даже не привёл себя в порядок и не приступил к утренней трапезе.
   – Ну как дела, зятёк? – спросил Шамаша Набу-ката-цабат. – Как спалось сегодня?
   Шамаш-шум-укин выглядел не важно. Под глазами у него проступили круги. Он приложился смоченным в холодной воде платком к голове, но влажный платок мало чем помогал. Шамаш тяжело вздохнул и скривился в страдальческой гримасе:
   – Бо-о-олит…
   – Что, сильно?
   – Ещё такого не было!
   – Э-э-э, это ты, наверное, много выпил вчера? – делано посочувствовал тесть.
   – Да, вроде, как всегда выпивал…
   – Что, скажешь совсем уж немного? Не поверю!
   – Вот клянусь, совсем-совсем немного! Только один кувшин выпил, но поздно заснул. Впрочем, и сон долго не приходил. Я ворочался с боку на бок. Ну а потом…Привиделся всё-таки какой-то сон. Но как бы это сказать тебе? Какой-то уж очень странный это был сон…Я бы даже сказал, необычный…
   – А ну-ка расскажи, зятёк? И что же тебе такого приснилось? – заинтересовался визирь.
   – Э-эх, хех, хех, хех…а приснилось мне, что я поджигаю своими руками один большущий пребольшущий дворец…
   – Хм… Прямо и дворец? – визирь насторожился, и поспешил уточниться с вопросом: – Ну и какой? Чей это был дворец? – его неспокойный и постоянно бегающий и немного косящий левый глаз замер и остановился на зяте.
   – Хочешь знать, чей дворец я поджигал своими руками?
   – Ну, да.
   – По правде сказать, я что-то так и не разобрал. Ниневийский… и-или... или же вавилонский… Ну не помню! И к чему этот сон, а? Я вот теперь всё не успокоюсь и думаю об этом. Думаю постоянно. И от раздумий этих у меня аж голова уже раскалывается.
   Набу-ката-цабат встревожился, но внешне деланно спокойно пожал плечами:
   – Позвать может астролога? Что бы он нам всё прояснил с твоим сном…Только астролог нам может разъяснить его. Что за этим сном всё-таки стоит…
   – Я об этом уже подумал…- ответил тестю Шамаш. 
   - И что?
   - И я его уже вызвал, – заметил визирю Шамаш.
   Вскоре в покоях Шамаш-шум-укина появился придворный астролог. Это был очень тучный вавилонянин с рябым лицом и двойным подбородком.
***
   Шамаш-шум-укин во всех подробностях пересказал ему свой сон, и астролог, поразмыслив немного, заметил:
   – Могу сказать на это только то, что вскоре всё изменится. Но чтобы дать более обстоятельный ответ, мне необходимо провести гадание… как и положено. И желательно это сделать непосредственно в храме.
   – Тогда, действуй! – Шамаш указал жестом, чтобы астролог покинул его покои.
   – А я к тебе с известием, – вкрадчиво заговорил Набу-ката-цабат, и подал зятю сандали и верхнюю одежду.
   Шамаш не стал дожидаться рабынь и сам кряхтя оделся и обулся.
   – Надеюсь, вести у тебя хорошие и меня не расстроят? – переспросил он.
   – Думаю, что не расстроят, – ответил зятю визирь.
   – Ну, говори тогда…Я весь во внимании, и готов тебя выслушать.
   – Я тут случайно узнал, что в Вавилоне проездом оказался человек…Ты я думаю его знаешь. У него прозвище… особенное. Я бы даже сказал, запоминающееся.
   – Озвучь?
   – Тебе что-то говорит прозвище Красавчик?
   – Хм, а кто это? По-о-остой ка, постой… Как ты сказал? Ещё раз повтори!
   – Кра-а-асавчик… Это прозвище ни о чём тебе не говорит?
   – Красавчик? Кра-а-асавчик… Не-ет, я что-то не припоминаю. А ты кого имеешь ввиду, проясни?
   – Да знаешь ты его! И виделся ты с ним. Причём виделся не раз. При Ниневийском дворе…
   – Где? Когда? Напомни мне.
   – Напомнить?
   Шамаш-шум-укин закивал головой.
   – В Северном дворце мы видели его. Ну, вспомни?! Так же прозвали одного молодого халдейского князя. Он ещё родом с Юга, из Приморья…
   – А не Набуэля ли ты сейчас имеешь ввиду?
   – Его, его.
   – А-а-а! А ведь я… Я его тоже действительно знаю, хотя и не так чтобы близко с ним знаком. Ну и что?
   Тут мне следует сказать, что Набуэль был не таким уж и простым халдеем. Ему едва перевалило за двадцать лет, но он уже прослыл отъявленным гулякой и изрядным сердцеедом.
   После того, как прежний правитель халдейской области Приморья поддержал вторгшихся в пределы империи эламитов, а потом сбежал с ними, Ашшурбанапал решил преобразовать Приморье в обычную провинцию и назначить в неё уже своего ставленника. 
   Выбор был долгий и достаточно сложный, и, в конце концов, пал на представителя того рода, который скептически был настроен к прежнему князю Приморья и находился даже некоторое время у него в опале. 
   И вот возможно новый уже губернатор направлялся в Ниневию, чтобы окончательно получить утверждение в этой должности.
   Тесть и по совместительству визирь Шамаша произнёс:
   – Я бы с этим князем вёл себя конечно поосторожней, но с ним необходимо всё равно встретиться, пока он в Вавилоне. И завязать с ним более тесные отношения.
   – Ну и зачем это нам? – удивился Шамаш. – Что это нам даст?
   – Не перебивай, зятёк! – оборвал царя его тесть. - Если думать нам о будущем, то это надо обязательно сделать! И даже более того… – продолжил визирь. – Надо бы в честь этого гостя нам устроить пир. Этот пир будет в данном случае совсем не лишним.
   Шамаш-шум-укин недолго поразмышлял и дал на это своё согласие.
* * *
   Настала теперь пора несколько слов посвятить этому самому Красавчику, то есть Набуэлю. И я это сделаю с особой охотой.
   И вот почему…
   В последние года полтора он обретался в основном уже не у себя на родине, а в столице империи, и вернулся в Приморье ненадолго. Чтобы только проводить в последний путь своего отца, ушедшего вслед за матерью Красавчика. 
   Хотя Набуэль был и молод, но он успел в Ниневии за полтора года изрядно засветиться… Этот юноша в столице империи приобрёл уже громкую известность. Для своего времени этот князь был неординарной личностью. Те, кто знал этого юношу, считали его отъявленным щёголем, ну а мы сейчас дали бы ему другое определение и назвали бы его скорее франтом. Причём самым первым не только в Ниневии, но и во всей Ассирии.
   Набуэль умудрился много чего ввести в тогдашний повседневный обиход. Так именно он стал первым носить не сандалии, а подобно северным варварам кочевникам предпочитал одевать сшитые из кожи сапоги, но только на высокой платформе (такие прежде носили некоторые легкомысленные женщины), он так же начал облачаться и в одежду необычного покроя, и после него стало особым шиком одевать на праздничных пирах парики. У него этих париков скопилось очень много, и они были самых разных расцветок.
   А ещё он первым стал сбривать бороду. Это было вообще революционное новшество! И стал оставлять только аккуратные усики на лице. Во всём он был необычен, изыскан и утончён, и многие юноши из так называемой «золотой молодёжи» намерено ему теперь подражали, потому что он стал в некотором роде для них кумиром.
   Но этим не ограничивались его достоинства в глазах окружающих. Ещё этот князь был не только хорошим наездником и храбрым воином, но умел складно говорить и играть на различных музыкальных инструментах. И этот князь ещё превосходно пел. Голос у него был чистым, сильным. К тому же, этот юноша обладал идеальным слухом.
   Пел Набуэль не хуже лучших профессиональных певцов той эпохи. Причём, он не стеснялся петь и на пирах. Его часто просили, чтобы он спел хотя бы две-три песни на празднествах.
   Пир по случаю гостя был устроен в тот же вечер. На нём присутствовало немного человек.
   Сейчас Набуэль, сидя рядом с Шамашем, по просьбе хозяев исполнил несколько песен, но затем спел ещё одну, совсем новую, которую в Вавилоне ещё никто не слышал.
   Когда Красавчик закончил её исполнять, наступила тишина, казалось, все оцепенели, и вдруг присутствующие опомнились и громко и восторженно захлопали в ладоши.
   Шамаш-шум-укин обратился к гостю:
   – Какая замечательная песня! Я ничего подобного ещё не слышал. А как она называется?
   – «Соловей на ветке», государь, – ответил князь.
   – Д-да-а-а… Эта песня превосходна!
   - А знаешь кто её написал? – переспросил князь. И сам же на этот вопрос ответил: - Её написала новая подруга Великого царя, лидийка Аматтея. Согласитесь, что она очень талантливая поэтесса. И её песни становятся всё более популярными.
   Визирь встал со своего места и поднял кубок:
   – Предлагаю выпить за здоровье брата нашего государя, за величайшего правителя Вселенной, за Великого царя Ассирийской державы Ашшурбанапала! Долгие-долгие ему лета! И пусть Мардук и все прочие боги неустанно заботятся о нём!
   Все единодушно поддержали тост визиря.
   Пир продолжался до полуночи, а на следующий день Красавчик засобирался продолжить свой путь на север, в Ниневию. Ведь там его ждали важные дела, и прежде всего встреча с самим Великим царём.
* * *
   Шамаш-шум-укин и его тесть вышли проводить халдейского князя. Они обнялись и расцеловались уже как старые и закадычные друзья.
   Шамаш велел снабдить караван знатного гостя продуктами и лично довёл Набуэля до его колесницы.
   Когда же караван Красавчика покинул царский двор, визирь вслед ему заметил:
   – О-о-ох уж этот князь! Сразу видно, что он неплохой малый! И хотя этот парень умеет как никто другой нравиться окружающим, однако он всё-таки сам себе на уме. Впрочем, Набуэль всё равно окажется с нами в одной лодке…
   – Ты в этом уверен? – покосился Шамаш на тестя.
   – А у нас другого выхода нет, зятёк… И потом, у меня есть определённое предчувствие… Я так скажу тебе: в том, что Красавчик переметнётся на нашу сторону, я даже и не сомневаюсь. Только надо набраться терпения. А по-о-ока… Пока что мы будем с ним осторожны.
   Шамаш не стал спорить со своим тестем.
   Правитель Вавилонии всецело полагался на чутьё своего первого министра и ближайшего родственника.

   Солнце раскалилось. Лучи его были безжалостны и испепеляли.
   Мощённая брусчаткой аллея была не очень широкая, и не сворачивая вела к храму.
   Представительная женщина с царской осанкой неторопливой походкой вошла в храм. Сопровождавшие её лица остались вне его стен.
   Под высокими сводами храма голос звучал как-то по-особенному. Может эту особенность ему придавало местное эхо?
   – О, великая Пинекир, мать богов, прими от меня, матери Теумана, госпожи Шильках, дары, и помоги моему старшему сыну, только что занявшему трон, упрочить своё положение на нём! А ещё я прошу тебя, посодействуй ему сокрушить всех явных и скрытых его врагов! Я приношу тебе в жертву пять годовалых бычков, два таланта золота и восемь талантов серебра! И пусть Теуман станет для Элама самым лучшим из царей! А ещё будь благосклонна не только к нему, прояви благосклонность и ко мне, и ко всей моей семье!
   Сделав строгое лицо и сложив ладони вместе, как предписывал обряд, Шильках трижды низко поклонилась золотой скульптуре богини и попятилась назад. 
   За её спиной толпились Главный жрец и его несколько помощников.
   Когда-то Пинекир была ведущей в эламском пантеоне богов, но сейчас она опустилась на третье место, а первых два, обойдя её, заняли мужские божества – Хумбан и Иншишунак. Это символизировало выдвижение на первый план мужского начала.
   Все обряды, которые исполняли в честь Пинекир, не менялись уже несколько тысячелетий. Но совершали их теперь не женщины, а только мужчины. 
   Жрецы и прислужники перед обрядом тщательно брили головы и совершали очистительное омовение, а потом наносили на лица краску. Различного цвета полосы украшали их лбы и грудь. Также они подводили глаза и рисовали у себя разнообразные узоры. Каждый из этих узоров нёс особую смысловую нагрузку. Некоторые из жрецов утверждали, что это были символы очень древнего происхождения, которые эламиты использовали ещё до изобретения своей письменности. Тогда, когда в эламском обществе ещё господствовал безраздельно матриархат. Впрочем, сейчас никто уже по большому счёту не мог эти знаки расшифровать. И даже старшие жрецы и сам Главный жрец не могли этого сделать.
   Весь обряд задабривания матери богов проводился в храме, находившемся неподалёку от Суз, в Дур-Унташе. Храм этот представлял из себя целый комплекс различных сооружений, главным из которых являлся четырёхступенчатый зиккурат высотою в 60 царских локтей (42 метра), выстроенный из кирпича и облицованный плитами из известняка (зиккурат этот сохранился до наших дней почти в первозданном виде и находится он на юго-западе Ирана).
   Атлетического сложения прислужники уже закололи бычков и стали вносить на огромных бронзовых блюдах куски ещё дымящегося мяса. 
   Затем они внесли кувшины со свежей кровью и только после этого начали складывать у основания алтаря золотые слитки.
   Слитков было много. Их сложили несколько сотен. Пожертвования оказались необычно щедрыми.
   У Главного жреца от алчности загорелись глаза, и как он ни старался, но так и не смог скрыть охватившего его ликования.
* * *
   Шильках чем-то походила на ассирийскую царицу-мать Накию-старшую. Она была не высокой. И тоже была в достаточно почтенном возрасте, но прекрасно сохранилась. Выглядела она совершенно потрясающе. У неё была по-прежнему девичья фигурка с почти осиной талией и не было ни одной морщинки даже вокруг её очень редких для эламиток зелёных глаз. А ещё она была властной и энергичной. 
   Сейчас она терпеливо ждала заключения Главного жреца, ну а тот не торопился. 
   Наступил наконец-то его звёздный час.
   Вот прислужники воскурили на алтаре аравийские благовония, вскоре от которых закружилась голова, заиграла музыка храмового оркестра, и началось долгожданное гадание.
***
   Главный жрец что-то выпил из ритуального кубка, потом склонился над внутренностями заколотых бычков и что-то зашептал, а затем закружился и начал размахивать руками. Размахивал он ими в разные стороны и хаотично. Вскоре он и вовсе завертелся так, что зарябило в глазах, и войдя в транс неожиданно рухнул обессилено на пол.
   Некоторое время он лежал неподвижно, как будто потерял сознание, однако затем очнулся, приподнял вначале голову, потом поднялся весь, подобрал валявшийся рядом посох и, опираясь на него, повернулся к царице-матери лицом. Глаза у него были уже потухшие, а вид опустошённый. Собравшись с последними силами, он стукнул посохом о каменные плиты и возгласил:
   – Великая богиня Пинекир откликнулась, госпожа! И она приняла твои жертвы! Она поможет тебе и твоим сыновьям!
   Шильках ответ этот Главного жреца не показался достаточным:
   – А Теуман? Что с ним будет? – пребывая в тревоге, не могла не переспросить она. – Меня это волнует!
   – Удача пока что на его стороне!
   – И долго не оставит она его?
   – Пинекир ему покровительствует! – неопределённо ответил ей Главный жрец. – Но всё же он может лишиться удачи… И Пинекир окончательно тогда отвернётся от него!
   - Почему?
   - Он слишком самоуверен! И не прислушивается ни к чьим советам…
   – Я ещё кое о чём хочу спросить тебя? – задала ещё один вопрос царица-мать.
   – Спрашивай, госпожа!
   – А есть надежда, что он хотя бы изменится?
   – Об этом ничего не могу сказать. Но будь по отношению к старшему сыну осторожна, госпожа…- ответил Главный жрец.
   - Ты советуешь мне по отношению к нему быть очень осторожной?! От него может исходить какая-та угроза?!
   - Да! Ещё раз тебе скажу: он не постоянен. В том числе в проявлении своих чувств. От него всего можно ожидать. Всего!
   Шильках несколько рассеяно дослушала Главного жреца и кивнула головой.
   В общем-то теперь уже хотя бы отчасти удовлетворённая результатами обряда и стараясь не заострять внимание на молодых прислужниках, Шильках вышла из храма и проследовала к колеснице. Возничий помог ей подняться в неё.
   Дур-Унташ находился в четверти фарсаха от Суз и, по сути, являлся восточным пригородом эламской столицы.
   Через три часа Шильках вернулась к себе во дворец.
* * *
   Об Эламе можно долго говорить. Он имел давние традиции и считался одним из древнейших государств. 
   Цивилизация в этой стране зародилась одновременно с шумерской и может быть чуть позже, чем в Египте. Однако объединился он намного позднее.
   Впервые централизованное государство образовалось в нём при аванском правителе Пепе в XXV веке до новой эры, и почти два века основанная им династия заправляла в этой стране. Потом в Месопотамии образовалось Аккадское царство, Элам не выдержал конкуренции с ним, и аккадцы его покорили.
   У него ещё были взлёты и падения.  Случалось и так, что Элам далеко раздвигал границы на север и восток и иногда захватывал часть Месопотамии.
   А в 1180 году до новой эры царь Шутрук-Наххунте I, самый выдающийся правитель за всю трёх тысячелетнюю историю Элама, изгнал вавилонян с территории страны, совершил победоносный поход на запад, где разграбил города Сиппар и Киш, и саму столицу Вавилонии, и вывез в Сузы колоссальную добычу, включая статуи вавилонских богов и стелу с законами царя Хаммурапи, которую впоследствии раскопали археологи. В 1155 году до новой эры этот же правитель совершил новый поход на запад и подчинил себе всю Месопотамию. При нём Элам простёрся от Вавилона и до границ Индии, а на севере его влияние доходило до окрестностей нынешнего Эльбруса, и однажды эламиты даже омыли ноги свои в водах Каспийского моря.
   Элам вошёл в зенит своего могущества. 
   В то время Элам считался главенствующей силой на Ближнем Востоке. Однако могущество его продлилось недолго и закончилось внезапно.
* * *
   В 1151 году до новой эры вавилоняне, возглавляемые Навуходоносором I, восстали и нанесли сокрушительное поражение сыну Шутрук-Наххунте I при крепости Дер. Поражение это оказалось настолько серьёзным, что Элам рассыпался на отдельные владения и три века не упоминался. И лишь только в середине VIII века до новой эры он вновь объединился и начал опять набирать силу.
   Очередными его объединителями на этот раз выступили правители Аншана. Это были цари из династии Тахридов. А в 721 году до новой эры вновь при пограничном Дере сошлись две армии. Эламскую возглавлял Хумбан-Никаш, а ассирийскую в этот раз уже Саргон II, основатель самой последней династии Великих царей.
   И доселе непобедимые ассирийцы оказались разгромлены.
   Так Элам вернул себе статус великой державы, и отныне с ним приходилось считаться даже Ассирийской империи.
* * *
   Дворец правителей в Сузах, конечно же, уступал аналогичным дворцам в Ниневии или Вавилоне, но тоже был примечателен. 
   Занимал он внушительную территорию и по своим размерам входил в пятёрку крупнейших на Ближнем Востоке. Вообще в Сузах, население которых тогда превышало двести тысяч жителей, имелось с три десятка храмов и чуть поменьше дворцов, и этот город в древности признавался одним из самых благоустроенных. 
   Особый шик ему придавали обширные поля вокруг него, на которых произрастали миллионы лилий. В период их цветения окрестности эламской столицы преображались и становились настолько красивыми, что неслучайно Сузы в древности прозвали городом лилий (Шуша – с эламского, собственно говоря, переводилась как лилия).
* * *
   Царица-мать занимала в царском дворце целое крыло, которое формально не входило в женскую половину, и сюда к Шильках приходили на поклоны и для разрешения каких-то животрепещущих вопросов различного рода просители. 
   Она, как и Накия-старшая в Ниневии, была очень влиятельной и многое решала. Между прочим, эламские женщины были смелее вавилонянок и тем более ассириек. Они не прятали лица под покрывалами, могли выходить на улицу без сопровождающих и имели такие же права, как и мужчины (то есть, они выступали свидетельницами в суде и претендовали наравне с отпрысками мужского пола на долю в наследстве).
   В многовековой истории Элама случалось нередко, когда женщины становились правительницами, и был зафиксирован даже такой прецедент, правда, это произошло очень и очень давно, когда Верховным жрецом всего пантеона эламских богов выбрали женщину. Беспрецедентный для Востока случай.
   Хотя справедливости ради скажу, что в последние два-три века, под влиянием соседних Вавилонии и Ассирии, права женщин в Эламе постепенно урезались, однако эламиток по-прежнему никак нельзя было назвать забитыми.
* * *
   Не побоюсь выглядеть тривиальным, и всё-таки хочу высказать ещё и такую мысль…
   Понятно, что женщин никогда не причесать под одну гребёнку, они не похожи друг на друга. Они все совершенно разные. И по социальному положению, и по характеру, и по привычкам, и по каким-то пристрастиям, и по многим другим моментам. Есть такие, которым роль матери и спутницы своего избранника кажется недостаточной или и вовсе малопривлекательной. Их переполняет энергия, и они постоянно готовы действовать. Из таких амбициозных особ зачастую выходят умелые интриганки и даже великие правительницы. Вот к такому типу женщин и можно было по праву отнести и Шильках.
   А ещё она прославилась любвеобильностью. 
   И не все её дети были от мужа.
   Муж её, царь Элама Хумбан-Халташ II, правивший до Уртаки, был намного старше Шильках, и он кажется догадывался, что она постоянно изменяла ему. Но Шильках умела им управлять, и все её измены сходили ей в общем-то с рук. 
   Одно время она даже была любовницей пришедшего к власти после смерти её мужа Уртаки, и благодаря этой связи ей удалось спасти всех своих детей.
   Уртаки очень нравилась Шильках, когда она была моложе, он даже долго добивался её благосклонности, но их связь продлилась только пять лет, и потом, когда он охладел к ней, он всё равно был признателен бывшей любовнице, и вдовствующей Шильках удалось вывести из-под удара домочадцев.
   За Теуманом, её старшим сыном, Уртаки согласился даже оставить Сузы. Другой же её сын, Тахрах, получил хорошую должность при дворе, и Уртаки после своей неудачной авантюры в Вавилонии поручил именно ему восстановить отношения с Ассирийской империей.
   Тахрах возглавил посольство, посетившее Ниневию, и после проигранного Ашшурбанапалу пари выполнил пожелание Великого царя…
   Строптивый Уртаки, поев чего-то несвежего, внезапно занедужил, и через неделю после случившегося скончался.
   Таким образом путь к эламскому трону оказался расчищен, и Шильках не упустила представившейся ей возможности.
* * *
   На этот трон стали засматриваться, как на лакомую добычу. На него хватало с избытком претендентов, однако Шильках опередила их всех. 
   Она действовала энергично и целеустремлённо, и ей удалось заручиться поддержкой нескольких влиятельных при дворе вельмож, а также её поддержало жречество, и в итоге она добилась своего и одела на голову старшего сына тиару, ну а младший Тахрах получил Мадакту, которая при Уртаки являлась царской резиденцией. И всё бы ничего, но Теуман, который уговорил её отдать ему царскую власть и позволить именно ему утвердиться на троне, стал огорчать её. Он как-то сразу стал меняться. 
   И менялся он явно в худшую сторону.
***
   Теуман и раньше-то не являлся паинькой и имел множество существенных недостатков, однако власть, которую он заполучил с её разрешения, его окончательно испортила.
   Теуман становился всё более несдержанным, взрывным, и иногда превращался уж совсем в какое-то кровожадное чудовище, в настоящего зверя. Даже в ту жестокую эпоху он поражал нередко своими выходками. Он мог за малейшую провинность посадить на кол слугу или забить до смерти плетями повара, плохо приготовившего его любимое жаркое. 
   По два-три раза в неделю он спускался в казематы и лично пытал там узников, и своими руками лишил жизни с особой жестокостью сотни несчастных. При этом он хвастливо утверждал, что из него вышел бы наилучший в Эламе палач.
   Шильках была уже не рада, что возвела его на трон.
   Поступки старшего сына не могли не шокировать в том числе и её.
   Царица-мать пыталась воздействовать на Теумана и хоть как-то старалась смягчить его нрав, однако ей это всё реже удавалось. Так, не слушая её возражений, он захотел казнить всех трёх сыновей Уртаки. Их собирались заковать в кандалы, а затем обезглавить, однако Шильках предупредила их о готовившейся над ними расправе, и они сбежали в Ассирию.
   Царские отпрыски, включая шестьдесят их жён и детей, а также несколько десятков вельмож, в том числе и главнокомандующий эламской армии, нашли убежище на ассирийской территории.
* * *
   Беспричинная свирепость Теумана не шла на пользу царству. Шильках это осознавала. И, наверное, она это понимала лучше всех. 
   С каким трудом ей удалось примирить старшего сына с восставшими персами, а ведь он едва не казнил наследника их князя.
   Кира I, возглавлявшего посольство персов, она взяла под свою опеку, и только после неимоверных усилий ей удалось сохранить ему жизнь. Она в буквальном смысле в самую последнюю минуту успела снять его с дыбы, когда палач уже начал готовить его к истязаниям, а Теуман собственаручно исхлестал Кира плетью.
   Тогда Шильках, как вихрь, ворвалась в казематы и по серьёзному разругалась с Теуманом. Он её вывел из себя. И после этого она с ним не разговаривала три недели.
   Ну а скольких сил ей потом стоило убедить сына всё-таки пойти на уступки восставшим персам и признать за ними Аншан.
   За это Теисп и его люди сложили оружие и пообещали в возможном предстоящем конфликте с Ассирийской империей поддержать эламитов. Она радовалась своей трудной победе и, как девчонка, влюбилась после этого в спасённого ею Кира. И вскоре они стали с ним близки. Но это было не обычное её увлечение, каких прежде у неё насчитывалось очень много, может быть не один десяток, а она к Киру испытывала настоящее чувство, хотя разница в возрасте между ними и составляла больше тридцати лет.
   И с какой же мукой она расставалась с ним, когда Киру настала пора возвращаться к своим. 
   Да, зрелая женщина всегда тяжелее переживает расставание с близким ей человеком. Ну а на что она могла рассчитывать? Не становиться же ей женой этого юноши, сына вассала эламского царя – она как-никак являлась царицей-матерью, и никто бы ей не позволил совершить подобное безрассудство. 
   Так что Кир теперь вдали от неё и вряд ли уже вспоминает о ней.
   Однако горечь от разлуки с ним вскоре заслонили новые проблемы.
   И опять эти проблемы породил её старший сыночек…
   Неоправданные репрессии, проводившиеся по его распоряжению, теперь уже в отношении эламских горцев, подтолкнули и тех к восстанию.
* * *
   Луллубеи обитали на стыке границ Ассирии, Манны, Мидии и Элама, и занимали южную часть Загроского хребта. В горных долинах у них находились небольшие поселения и замки. Они делились на несколько племенных княжеств. В периоды ослабления центральной власти они приобретали независимость, однако, когда Элам набирал силу, то горцы признавали его власть над собой и вновь начинали выплачивать дань. 
   И надо же такому случиться, что один из луллубейских князьков, напившись, поколотил мытаря, присланного за ежегодной данью, и напоследок выбил ему глаз, а тот, едва унеся ноги от горца, пожаловался царю.
   Теуман вскипел и велел послать против возмутителя спокойствия карательную экспедицию. Царские воины, прибывшие на место, не слишком усердно разбирались в произошедшем инциденте и казнили князька и всю его семью, а затем подпустили огненного петуха к его замку. Эта расправа вызвала негодование у других горцев, и они подняли восстание.
   Узнав о случившемся, Теуман засобирался отправить против горцев-луллубеев уже целый корпус, но Шильках приостановила эту новую карательную экспедицию и вызвала из Мадакты младшего сына.
   Тахрах прибыл в Сузы через пять дней.
   Шильках приняла его в своих покоях и с ходу ему заявила:
   – Ты мне нужен, дорогой. Необходимо срочно исправлять ошибки твоего старшего брата. А то, я чувствую, он наделает делов, да таких, что мы ещё долго не сможем разгрести их!
   – Я слушаю тебя, матушка!
   – Когда ты в последний раз общался с тестем?
   – Во-от, буквально месяц тому назад он приезжал в Мадакту, после того, как его дочь родила мне второго сына, - ответил Тахрах.
   – Он остался доволен устроенным в честь него приёмом?
   – Вроде бы да.
   – Значит так, твой тесть – один из самых влиятельных князей среди горцев, направляйся к нему и проси его, чтобы он употребил всё своё влияние и уговорил бы других луллубейских князей поумерить пыл и пойти на переговоры. Нам совершенно ни к чему сейчас будоражить луллубеев.
   – Когда выезжать? – спросил Тахрах.
   – Сегодня отдохни, ты же только что с дороги, ну а завтра с утра отправляйся! Медлить нельзя! – ответила ему Шильках.